Модест Петрович Мусоргский

Биография М.П. Мусоргского «Душа русской музыки»

«Картинки с выставки». Вокальные циклы

Я почти никогда не доволен собою, но теперь более, чем когда-либо, склонен думать, что роль моя поболее в уединении и поболее сосредоточения искусства для.
М. П. Мусоргский, из письма к Л. И. Шестаковой

Да, скоро на суд! Весело мечтается о том, как станем мы на лобное место, думающие и живущие о „Хованщине" в то время, когда нас судят за „Бориса"; бодро, до дерзости, смотрим мы в дальнюю музыкальную даль, что нас манит к себе, и не страшен суд. Нам скажут: „Вы попрали законы божеские и человеческие!" Мы ответим: „Да!" и подумаем: „то ли еще будет!" Про нас прокаркают: „Вы будете забыты скоро и навсегда!" Ответим: „Non, поп et поп, Madame!" Дерзости хватит на раздачу всем судьям
М. П. Мусоргский, из письма к В. В. Стасову

Увлечение кучкистов оперным жанром дало реальные творческие результаты. Росло мастерство композиторов и в других жанрах: Римский-Корсаков создает романсы, заканчивает симфонию до мажор; Бородин подготавливает материалы для оперы «Князь Игорь», обдумывает Вторую симфонию; Кюи сочиняет романтическую оперу «Анджела» на сюжет В. Гюго.

Таланты расцветали. И только Балакирев переживал очень тяжелое время. Еще в 1869 году он был вынужден уйти из Русского музыкального общества, уступив место заурядному немецкому дирижеру. В поисках средств к существованию ему приходилось разрываться между частными уроками; да и дела Бесплатной школы были не блестящи — трудно было конкурировать с щедро субсидируемым Русским музыкальным обществом. Все это привело к тому, что бунтарские, бойцовские качества натуры Балакирева уступили место унынию, неверию в себя. По-видимому, его угнетало и то, что его выросшие ученики-друзья не нуждались больше в его активной опеке. И, несмотря на прежнюю любовь и уважение своих товарищей, он замкнулся в себе, стал отдаляться от творческой жизни кружка. А в 1874 году он устроился работать чиновником на Варшавской железной дороге и совсем отошел от музыкально-общественной жизни.

Еще не закончив работу над «Борисом», Мусоргский задумал создание второй народно-исторической драмы — «Хованщины», написание которой растянулось на многие годы. Опера так и не была завершена им: в клавире недоставало двух-трех небольших фрагментов, оркестрована была лишь малая часть написанного — и увидела сцену только в 1886 году в доработке и оркестровке Римского-Корсакова.

Для материалов к будущей «Хованщине» Мусоргский завел специальную тетрадку, на которой записал: «Посвящаю Владимиру Васильевичу Стасову мой посильный труд, его любовью навеянный. 15 июля 1872. Мусорянин». Не заканчивая, а лишь начав сочинение, композитор посвятил его своему близкому и горячо любимому другу.

Стасов до конца дней Мусоргского оставался его верным помощником. Человек замечательной души и искренности, широко образованный историк искусства, горячо увлекающийся и по-детски непримиримый, он имел какое-то особое чутье на таланты. Самыми близкими его друзьями, которых он защищал в своих страстных полемических статьях, были композитор М. П. Мусоргский, художник И. Е. Репин, скульптор М. М. Антокольский. Стасов называл их своей любимой тройкой (где Репин — коренник, а Мусоргский и Антокольский— пристяжные), несущейся к новым берегам русского искусства. К Мусоргскому Стасов относился с особенной любовью, и Модест Петрович отвечал ему тем же. Письма Мусоргского к Стасову полны искреннего чувства и ласковых слов: «Никто жарче Вас не грел меня во всех отношениях; никто проще и, следовательно, глубже не заглядывал в мое нутро; никто яснее не указывал мне путь- дороженьку». Сознавая активность натуры Стасова по контрасту с собственной, Мусоргский как-то написал ему: «А любы Вы мне, что горазды толкать всероссийских сурков, не вовремя спящих и не вовремя бодрствующих. Подумалось как-то: что если бы его не было? Вот и теперь, в эту минуту жутко и горько, и тогда было так же жутко и так же горько».

Встречи балакиревцев в 70-е годы по разным причинам стали реже; и лишь бывая в доме Стасова, да еще у Л. И. Шестаковой, Мусоргский чувствовал себя снова в атмосфере чистого юношеского горения и увлеченности новым искусством. Именно у Стасова Мусоргский встречался в эти годы с интересными людьми; таким был, например, талантливый молодой архитектор Виктор Александрович Гартман — человек живой, веселый, неистощимый на всякие изобретательные выдумки. У Стасова Мусоргский мог хоть немного отдохнуть от тяготившей его службы, бесполезность которой его так мучила. «Суждено сознавать всю бесплодность и ненужность моего труда по лесной части и, несмотря на это сознание, трудиться по лесной части. Жутко!» — пишет он о своей службе в Лесном департаменте.

Мусоргский бывал у Стасова не только на городской квартире в Петербурге, но летом — и на даче в Парголове. «Милейшая, много любимая мною семья» — так называл ее Мусоргский. Он сблизился с братом В. В. Стасова Дмитрием Васильевичем — юристом по образованию, человеком передовых взглядов и большим любителем музыки, очень подружился с его детьми. Старшие девочки, Варя и Зина, радостно встречали его; младший — Андрюша — при виде Мусоргского кричал: «Вот Мусорянин идет!» Дети чувствовали доброту и мягкость Мусорянина и отвечали на его привязанность восхищением и любовью.

Мир детских чувств, радостей и огорчений раскрыт композитором в созданном им в это время вокальном цикле «Детская» на собственные слова. Трудно представить себе более искреннее и поэтичное воплощение образов детства! Мастерство Мусоргского в передаче тончайших оттенков речевой интонации представлено здесь с поистине импрессионистическим богатством эмоциональных красок. А искренность тона и правдивость повествования отражают отношение композитора к внутреннему миру детей — без слащавости и фальши, но с теплотой и нежностью. Эпизоды, описанные Мусоргским в «Детской» не напоминают Павловск. В вокальном цикле запечатлены картинки деревенского быта, причем эта деревня очень далекая от столицы, с явным псковским говором и особенностями.

Первая пьеса, открывающая цикл, — «Дитя с няней» — была написана раньше, весной 1868 года, еще при жизни Даргомыжского (она посвящена ему). Эта пьеса написана от первого лица: «Расскажи мне, нянюшка, расскажи мне, милая». О том, что няня Мусоргских была мастерица рассказывать сказки, композитор упомяну в скупых строчках «Автобиографии»: «Под непосредственным влиянием няни близко ознакомился с русскими сказками». Мудрая и добрая каревская няня знала также множество преданий, поговорок и применяла их во всех случаях жизни. Из разговора дитя с няней явно прослеживаются псковские места: каревские холмы, Жижицкое озеро с островом Долгим, семья Мусоргских – отец, мать, братья Филарет и Модест, няня Ксения Семнокнаи бабушка Ирина Егоровна.

В начале 1870 года Мусоргский написал еще четыре пьески: «В углу», «Жук», «С куклой» и «На сон грядущий»; две последние пьески — «Кот Матрос» и «Поехал на палочке» — написаны в 1872 году. Их не назовешь песнями, тем более — романсами; это вокальные сценки для одного или двух исполнителей; но театральной сценичности, масштабности в них нет — настолько они тонки, искренни и интимны. Предполагались еще две пьесы — «Сон ребенка» и «Ссора двух детей»; их Мусоргский играл друзьям, но не записал.

Жизнь по-прежнему не баловала Мусоргского. Много душевных сил отнимали хлопоты по постановке «Бориса»; угнетала ненужная и ненавистная чиновничья служба; огорчали постепенные перемены в настроениях балакиревского кружка. Эти изменения Мусоргский, человек очень чуткий, почувствовал уже несколько лет назад. Действительно, музыканты сформировались, заслужили признание, и пути их в чем-то начинали расходиться; уже не было того единомыслия и общности, которые так дорого ценил Мусоргский.

Бородин в последнее время отошел от кружка, увлекшись организацией Высших женских медицинских курсов. Кюи поразил Мусоргского уничтожающей рецензией на постановку «Бориса». Ужасали композитора и перемены, происходящие с Балакиревым; он не мог поверить, что жизнь сломила этого страстного и убежденного воителя за новую русскую музыку. «Где же тогда мужественность, а пожалуй, и сознание дела и художественных целей, целей, которые без борьбы никогда не достигаются», — спрашивал Мусоргский Стасова.
Сложную творческую перестройку переживал и Римский-Корсаков, преподающий в консерватории и переменивший прежние взгляды о ненужности и вреде профессионального консерваторского образования. Мусоргскому это казалось изменой основным идеям кружка. К тому же Римский-Корсаков весной 1873 года женился на Н. Н. Пургольд и выехал из общей комнаты на Пантелеймоновской.

Ощущение одиночества было очень горьким для Мусоргского; в письме к Шестаковой он пишет: «Светло прошлое кружка, — пасмурно его настоящее: хмурые дни настали. Не стану винить за это ни одного из сочленов, "бо несть злобы в сердце моем".

То, что чувствовал Мусоргский и что происходило с кружком, было связано и с общественной обстановкой 70-х годов: после подъема 60-х годов последовала реакция. После крестьянской реформы, ожидаемой передовыми людьми России с нетерпением и надеждой, страна вступила в фазу капиталистической экономики; положение трудящегося народа нисколько не облегчилось. Возродилась теория «чистого искусства» — искусства для самого искусства, не связанного с реальными жизненными и общественными потребностями. Вырос спрос на дешевые развлекательные жанры; в театре утвердились оперетта и шантан. Для Мусоргского все это было дико и непонятно. Он пишет в письме к А. А. Голенищеву-Кутузову: «Если не произойдет громкого переворота в складе европейской жизни, буфф вступит в легальную связь с канканом и задушит nous autres (нас остальных — фр.). Это тяжелое время трудно переживали и друзья-музыканты, но, пожалуй, самым впечатлительным, нервным, да и самым «неустроенным» в бытовом отношении среди них был все-таки Мусоргский. Он не женился на любимой им женщине, так как считал (как и Стасов), что семейная жизнь мешает творчеству.

Особенно трудным оказался для Мусоргского 1873 год. Серьезно заболела Людмила Ивановна Шестакова; прекратились вечера, на которых иногда, как в старое доброе время, собирались члены кружка. Летом 1873 года с семьей брата надолго уехал за границу В. В. Стасов. Это были самые близкие для композитора люди, самые старые его знакомые.

Как гром среди ясного неба, ударила весть о скоропостижной смерти Витюшки — Виктора Гартмана, скончавшегося от сердечной болезни в сорок лет, в расцвете незаурядного таланта.

Сильным творческим импульсом стала для Мусоргского посмертная выставка работ покойного Гартмана, организованная в 1874 году В. В. Стасовым и председателем общества архитекторов. Устроители собрали здесь картины, акварели, архитектурные проекты, эскизы театральных декораций и костюмов, рисунки с натуры, а также художественные изделия — например, каминные часы в русском стиле в виде «Избушки на курьих ножках», щипцы для раскалывания орехов. Под впечатлением увиденного Мусоргский задумал написать серию пьес для фортепиано, своеобразную сюиту. «Картинки с выставки» были созданы им на взлете вдохновения и в необычайно короткий срок — за три недели июня 1874 года.

Сюиту составляют десять пьес на сюжеты произведений Гартмана, связанных между собой одной музыкальной темой в русском стиле; именно в этой теме «перехода» («Прогулки») от одной картинки к другой видна, по выражению автора, его физиономия. Тема спокойная, распевная, напоминающая одноголосный запев с хоровым подхватом, свойственные русским песням. «Картинки» здесь совершенно разнохарактерные. «Гном» — образ маленького страшненького карлика, немного пугающего своими прыжками и движениями. «Старый замок» — полная невыразимой печали лирическая песнь трубадура у средневекового замка. Пьеса «Тюльерийский сад» («Спор детей после игры») — ярко противоположна ей; это как бы залитая солнечным светом радостная картинка. Контрастна ей следующая пьеса, «Быдло» (Быдло — польская телега на огромных колесах, запряженная волами.). Мерное, тяжелое движение грузных, неповоротливых басов пьесы сменяется воздушным «чирикающим» скерцо» — это «Балет невылупившихся птенцов».

Исключительная способность Мусоргского улавливать самое характерное в облике людей и предметов блестяще воплощена в картинке «Два еврея, богатый и бедный». Богатый — неторопливо рассуждающий, уверенный в себе — охарактеризован крепким, плотным звучанием, с активной утвердительностью интонаций; а бедный — робкий и поддакивающий — «дребезжанием» высокого регистра и прозрачной фактурой. Их разговор изображается соединением этих тем в одновременности.

Жанровая сценка «Рынок в Лиможе» сменяется таинственным звучанием мрачных красок «Катакомб» и печальным разговором «С мертвыми на мертвом языке», где тема «Прогулки» (то есть образ «от автора») звучит скорбно, на фоне призрачно-высокого тремоло (на рисунке «Парижские катакомбы» были изображены сам Гартман, его знакомый и проводник, держащий фонарь).

Пьеса «Избушка на курьих ножках» («Баба Яга») полна неудержимого стихийного бурления фантастических сил. Замечательна средняя часть пьесы, рождающая образ таинственного ночного леса, полного неясных шорохов и непонятной тревоги.

Последняя пьеса, «Богатырские ворота в Киеве», является мощным финалом цикла. В его величественной теме используются интонации, близкие теме «Прогулки». Заканчивается цикл празднично и радостно, мощным перезвоном колоколов.

«Картинки с выставки» были изданы пять лет спустя после смерти Мусоргского. Богатство красок в них постоянно привлекало композиторов-симфонистов; существует несколько вариантов оркестровых переложений цикла. Одно из них осуществил французский композитор-импрессионист Морис Равель.

Летом 1874 года скоропостижно скончалась Надежда Петровна Опочинина, давний близкий друг Мусоргского, женщина, которую он, по-видимому, сильно и тайно любил. После смерти матери и Виктора Гартмана это была уже третья смерть в кругу близких ему людей. Скрывая от знакомых свою скорбь, Мусоргский выразил ее в романсе «Надгробное письмо» на собственные слова, полные острой боли и тоски. «Злая смерть, как коршун хищный, впилась Вам в сердце и убила, палач, от бытия веков проклятый... О, когда б могли постигнуть Вашу душу все те, кому, я знаю, дик мой вопль безумный!.. Когда кончиной матери любимой, всякою житейскою невзгодой отброшенный от очага родного, разбитый, злой, измученный, я робко, тревожно, как пуганый ребенок в Вашу святую душу постучался... Искал спасения...» На этом рукопись обрывается: Мусоргский не смог окончить свое произведение.
Настроениями глубокого пессимизма, тоски и одиночества проникнуты песни Мусоргского на стихи Голенищева-Кутузова, написанные в этот период в объединенные им в вокальный цикл «Без солнца» ссылка на Произведения Посвящение гласит: «Поэту—музыкант».

Мастерски передан здесь внутренний мир человека, окрашенный безысходной печалью. Первое стихотворение «В четырех стенах» поражает какой-то примиренностью отчаяния: светлый мажор основной тональности звучит как «взор неподвижный на счастье далекое». Драгоценна здесь буквально каждая нота голоса и аккомпанемента; в них нет ничего случайного. Фактура сопровождения изысканно - прозрачна и пустотна; окраска гармонии воспринимается как неяркая, приглушенная живопись. Поэтому мажорная тоника в конце (на словах «Ночь одинокая») звучит контрастом к общему тону.

Романс «Меня ты в толпе не узнала», посвященный воспоминаниям о прошедшей любви, отличается гармонической статичностью, замедленностью, передает заторможенность движения души. Его окончание на восходящей скачковой интонации звучит как прерванное рыданье. Замечательны гармонические находки Мусоргского: двумя-тремя аккордами аккомпанемента, с лаконизмом живописных японских миниатюр, создает композитор эмоциональный фон романса.

В романсе «Окончен праздный, шумный день» противопоставлены настроения тяжелой усталости после дня шумной столичной сутолоки и светлая греза о прошлом, о любви.

Два последних стихотворения — «Элегия» и «Над рекой» — используют тот же круг образов: ночь, одиночество, воспоминания лирического героя о прошлом, о любви, безотрадность и ненужность настоящего. Но какая замечательная музыка украшает эти стихи! Предвосхищая, с одной стороны, по-оркестровому развитую рахманиновскую фактуру сопровождения, а с другой — импрессионистскую гармоническую фактуру, Мусоргский создает в них поэтичнейшие музыкальные картины, придающие истинную ценность и самому стихотворному тексту.

Хотя альбом «Без солнца» был сразу же издан у Бесселя, друзья Мусоргского оставили его без внимания. Новый стиль и новые настроения были слишком непривычны для них после «Савишны», «Бориса Годунова» и «Картинок с выставки». Поэтому появление на свет цикла «Без солнца» прошло малозамеченным; зато автору эта работа принесла удовлетворение и радость сотрудничества с другом Арсением Аркадьевичем Голенищевым-Кутузовым. Это был начинающий поэт, дальний родственник Мусоргского по материнской линии. На него композитор перенес весь запас нежности своего сердца; и молодой человек, увлеченный силой таланта Мусоргского, отвечал ему дружбой.

Между тем работа над «Хованщиной» шла неровно, скачками. Зато летом 1874 года Мусоргскому пришла идея комической оперы «Сорочинская ярмарка». Однако и новая работа начинала складываться так же, как «Хованщина»; меньше чем через год композитор отложил ее.

В 1874 году в Петербурге открылась выставка баталиста В. В. Верещагина. «Туркестанские картины» художника на сюжеты недавних военных событий привлекли интерес публики. Захватническая война, начатая Александром II в Средней Азии, привела в 1867 году к образованию туркестанского генерал-губернаторства. И если до сих пор русские, да и зарубежные баталисты рисовали войну как пышную декорацию военных действий, то Верещагин написал войну настоящую — кровавую, жестокую, страшную, с грудами трупов и дымом пожаров разоренных селений. Эта «нота негодования и протеста против варварства, бессердечия и холодного зверства, где бы и как бы эти качества ни пускались в ход», о которой написал Стасов в своем отчете о выставке, не на шутку разгневала высокое военное начальство. Верещагина обвинили во лжи, в сочувствии бухарцам и хивинцам и, наконец, в отсутствии патриотических чувств. Травля так подействовала на художника, что три замечательные свои картины — «Нападают врасплох», «Вошли!» и «Забытый» он уничтожил, после чего заболел тяжелой нервной лихорадкой.

«Забытый», виденный Мусоргским на выставке, вдохновил его на создание вокальной баллады с таким же названием. Стихи написал А. А. Голенищев-Кутузов. Это произведение стало еще одним шагом к теме, начинающей мучительно занимать композитора, — к теме смерти. Мрачная тональность ми-бемоль минор, мерный остинатный ритм сопровождения, отдаленно напоминающий военную музыку, гармоническая застылость и диссонирующие всплески аккордов — как карканье воронов — рисуют гнетущую и трагическую картину, по выразительности предвосхищающую малеровские вокально-симфонические произведения.

Из друзей по балакиревскому кружку в 70-е годы лишь с Бородиным у Мусоргского остались прежние, сердечные отношения. Модест Петрович по-прежнему очень болезненно воспринимал расхождения между друзьями. „Могучая кучка" выродилась в бездушных изменников», — сетует он в письме к Стасову.

Все хуже становились дела и на службе: начальство было недовольно его частыми пропусками. Материальное положение становилось похожим на настоящую нужду. Летом 1875 года Голенищев- Кутузов выехал из квартиры, где они прожили с Мусоргским два года; он собирался жениться. Известие о его женитьбе композитор воспринял очень болезненно.
Через некоторое время, придя домой, Мусоргский обнаружил запертую дверь и выставленные пожитки — его выселили из квартиры за большую задолженность. Пришлось временно поселиться у Голенищева-Кутузова — ведь денег на новую квартиру не было. А однажды Голенищев-Кутузов, уехав в деревню, по забывчивости увез с собой ключ от квартиры. Мусоргский остался без ночлега, под открытым небом. Ему ничего не оставалось, как пойти к своему старому приятелю, в прошлом — флотскому офицеру Наумову. Здесь композитор был окружен теплом и заботой и надолго остался в гостеприимном доме: он прожил в семье Наумова несколько лет. Мусоргскому было здесь уютно и спокойно, хотя пристрастие хозяина к веселым пирушкам губительно влияло на Мусоргского, здоровье которого и без того было уже подорвано. Друзья уговаривали композитора покинуть дом Павла Александровича, но он не соглашался.
В 70-е годы Мусоргский создал вокальный цикл на слова Голенищева-Кутузова «Песни и пляски смерти» вставить ссылку в Произведения Тема «плясок смерти» уходит корнями в глубь европейской истории; рожденная страшными эпидемиями чумы в XIII и XIV веках, она была очень распространена в живописном искусстве средневековья. Образ Смерти, уже несколько лет занимавший композитора, углублялся в его сознании и находил все более совершенные формы воплощения.

Три пьесы были написаны в мае 1875 года: «Колыбельная», «Серенада» и «Трепак». Последняя пьеса, вошедшая в цикл, — «Полководец» — была создана летом 1877 года. Первоначально цикл назывался «Она»: композитор, подразумевая под этим словом Смерть, хотел показать ее в разных видах. Было задумано двенадцать частей: «Богач», «Пролетарий», «Большая барыня», «Сановник», «Царь», «Молодая девушка», «Мужичок», «Монах», «Ребенок», «Купец», «Поп», «Поэт». В окончательном варианте из них были воплощены образы мужичка («Трепак») и молодой девушки («Серенада»).

Образ Смерти — то нежно убаюкивающей, то грозно-неумолимой, то торжествующей — дан в цикле с потрясающей силой художественной правды и философской обобщенности. Это своего рода камерный «Реквием». Четыре произведения объединены как бы расширяющейся пространственной перспективой: действие первого происходит в комнате больного ребенка, второго («Серенада») — на улице, третьего — в пустынной степи («Трепак»), а последнего («Полководец») — на поле битвы народов. Цикл составляют поистине гениальные произведения, которые по силе воздействия можно сравнить с Шестой симфонией Чайковского (написанной в 1893 году), а в области вокальных миниатюр, пожалуй, и аналогию найти трудно.

Однако издать этот замечательный цикл Мусоргскому не удалось.

Источники:

Абызова, Елена Николаевна. Модест Петрович Мусоргский / Елена Николаевна Абызова. - М : Музыка, 1985. – С. 96-118.

Новиков, Николай Степанович. "Звук родной струны..." / Николай Степанович Новиков. - М. : Советская Россия, 1989. - С. 16-18.