Фрагмент статьи Степанова Г.П. «Вспоминая войну».

Орфография и пунктуация первоисточника сохранены.

  В феврале 1942 года, в первый прорыв блокады наша СХШ стала быстро собираться в эвакуацию. Моя сестра ехать отказалась, так как её муж воевал на Ленинградском фронте, и она надеялась его встретить живым. А я решил ехать. Мы погрузились в грузовики со своим нехитрым скарбом и поехали через Ладогу по Дороге жизни на «Большую землю», вспоминая своих учителей, которые стали вторыми родителями, окружили нас отеческой заботой. Их имена: Галина Васильевна Рысина, Владимир Александрович Горб, Михалс - воспитатель интерната.

  На станции Жихарево мы погрузились в роскошные купейные вагоны и двинулись в дальний путь через Урал в Среднюю Азию. Когда в марте прибыли в Самарканд, там уже была ранняя весна и цвел урюк. Психологический контраст был огромным: из голодного и замерзшего Ленинграда - в цветущий Самарканд, где на рынке продавались разные продукты, молоко, сухофрукты и даже можно было полакомиться настоящим пловом.

  Мы с энтузиазмом стали писать окружающие пейзажи, цветущие сады, арыки, медресе, мечети. Жили мы и учились в школе: интернатские школьники и преподаватели, старшие и младшие.

  Помнится, был совершенно сражён, когда увидел, как в нашем саду при школе А.И. Лактионов писал модель. На чистом холсте легко и твердо кистью была прорисована фигура натурщика, а затем уже написаны голова и плечи со всеми бликами и нюансами в один сеанс. В следующий раз этюд был завершён.

  Занятия у нас шли полным ходом, и летом я прошел программу по девятому классу. Не успели мы оглянуться, как большинство мальчишек были призваны. Мне очень повезло, и я оказался в Ташкентском пехотном училище. Это было общевойсковое училище с глубокими традициями и хорошей военной выучкой, опытным кадровым офицерским составом. Учили нас сурово. Занятия проходили в основном в поле, очень похожем на пустыню, заросшую колючками, которые неизменно набивались под одежду, сапоги и даже в панаму.

  Кормили в училище хорошо. После завтрака мы наливали чай во фляги, но пить его не разрешалось, так как человек, пьющий воду на жаре, быстро теряет выносливость. Поэтому после окончания занятий фляги опорожнялись перед строем на песок. А того, у кого фляга была пустой или неполной, немедленно отправляли до утра в наряд, а утром на тактических занятиях - в пустыню.

  Занятия в поле, как правило, заканчивались передвижением по-пластунски, штурмом арыка, марш-броском со станковым пулеметом «Максим» - станина или стол на плечах. Тоже и со стрельбой. Мы стреляли из винтовки, карабина, автомата, пистолета ТТ и нагана. Особенно популярна была стрельба по движущейся мишени из винтовки и по каскам из нагана. Здесь я неплохо успевал. Эта суровая жизнь из школьников и в большинстве маменькиных сынков сделала нас мужчинами, духовно, физически и профессионально подготовленными к тяготам войны. А, может быть, именно поэтому я и остался жив, так как почти все боевые ситуации были отработаны. Мы хорошо знали, что, когда и где нужно делать.

  Внезапно наше обучение прервалось, так как почти весь состав училища был погружён в вагоны, и мы двинулись в Ростов. Он неоднократно переходил из рук в руки. После долгих странствий по железным дорогам мы пошли на пополнение в 129-ю стрелковую дивизию, которая должна была брать Орел.

  Мы вступили в бой в разгар тяжелейшего сражения на Орловско-Курской дуге. Вечером наш поезд прибыл на станцию Лебедянь, и мы влились в полки 129-й стрелковой дивизии, затем выдвинулись на передовую в деревне Сетуха под Орлом. Еще в ночную мглу началась артподготовка. Она длилась несколько часов. Непрерывно гремели орудия, проигрывали свои залпы «катюши», рокотали бомбардировщики. Стояло сплошное зарево, и вдруг все прекратилось, стало светло и тихо. Редкими цепями мы двинулись. А впереди шли наши танки. И так прошли мы через сопротивление противника почти весь день. Орел остался слева, но и там серьезных боев не было слышно. А под вечер застрекотали немецкие пулеметы, и мы вошли в соприкосновение с врагом, но Орел уже был взят.

  Военная выучка, боевой опыт наших офицеров особенно ярко проявились в суровую зиму на Белорусском фронте. Умение безошибочно оценить обстановку, сопоставить тактическую задачу и характер местности, определить возможные укрытия для точной стрельбы и атаки, знание психологии подчиненных и противника - вот слагаемые успеха.

  Помнится, наша часть двигалась быстрым маршем в пешем строю с полной выкладкой вдоль фронта. Велась перегруппировка войск перед наступлением. Шли больше суток. Это тяжелая работа. Солдаты засыпали на ходу, а впереди - бой. Два бойца легли на снег и отказались идти дальше. Что делать командиру? Угрожать трибуналом? Стрелять? Наш ротный приказал: винтовки и патроны - взять, сапоги, шинели - снять. Рота двигалась, не останавливаясь. Минут через 20 наши «придурки» уже обогнали первый взвод и умоляли командира вернуть им оружие. Вот так бескровно и быстро был наведен порядок в подразделении.

   В стрелковой роте 438-го полка 129-й Орловской дивизии я прошел от Орла до Августово в Восточной Пруссии. Полтора года в непрерывных боях - форсирование рек Сок, Березина, штурм городов Орел, Стародуб, Клинцы, Унеча, окружение и разгром немцев под Минском, взятие города Белосток в Польше и последний бой в Восточной Пруссии под Августово.

  Мой последний бой под Августово, когда мы несли большие потери, велся с солдатами, набранными из тех, кто по разным причинам остался в оккупации. Может быть, часто это и не их вина, но они были практически не обучены и психологически не готовы, когда из разгрома пошли в бой. Вместо того, чтобы быстро, молниеносно преодолеть открытый участок, они залегли на пригорке. Немцы стали их методично расстреливать. Комбат приказал - поднять роту. А как поднять? Личным примером. Тут пуля и прошила мне локоть правой руки, вторым ранением и закончилась для меня Великая Отечественная война в августе 1944 года.

  Для меня сложилась тяжелая ситуация. Я практически остался без правой руки, но выручила случайность. Вследствие ранения рука потеряла чувствительность, почернела, пальцы и кисть не двигались. В этой ситуации могла начаться гангрена, и врачи полевого госпиталя предложили ампутацию. Я же, надеясь неизвестно на что, хотел остаться с рукой. А когда военный хирург - капитан сказал мне: «Ты струсил!», - я был возмущен сверх всякого предела. Левой рукой выхватил немецкий вальтер, поднес к его носу и сказал: «Посмотри вот сюда - в дырку ствола и не испугайся!». Эффект был поразителен - хирурга как ветром сдуло. Меня разоружили и срочно направили в тыл. А там нашлись настоящие доктора, руку мне оставили, а я её великими трудами и мучениями выходил. И потом, уже в институте, стал мастером спорта по плаванию и участвовал в городских соревнованиях по ватерполо. Величайшей моей радостью было время, когда я снова стал рисовать правой рукой, но это было уже позднее, в городе Уфе, куда я вернулся к своим родным, бывшим в эвакуации.

  В Уфе я - инвалид войны - старшина Степанов был заместителем командира отряда ВОХР, охранявшего крупный военный завод. Здесь я лечился и рисовал в местном музее, сначала левой рукой, а затем правой. В местном музее было неплохое собрание живописи и мраморных копий скульптуры разных эпох.

  Вскоре война окончилась. Был замечательный день Победы. Я набросал свой автопортрет, ведь остался жив и не потерял возможность работать.

  Из Уфы поехал в Ленинград, в СХШ во Всероссийскую Академию художеств - учиться.

  Предстояло закончить 10-й и 11-й классы, а я уже был великовозрастным солдатом и неудобно чувствовал себя в школе с детьми. Мы объединились с приятелем по классу Некрасовым и сдали экстерном все предметы за учебный год. Таким образом, осенью 1946 года я поступил на 1-й курс архитектурного факультета - мое детство и военная юность благополучно закончились. Начались увлекательная учеба и работа.

  Я часто задумывался, почему я все таки остался жив? Теперь я понимаю. Мне повезло - оказался в части, состоящей из профессионалов: кадровый, закаленный в боях офицерский состав, младшие командиры и рядовой состав - курсанты офицерских училищ. Дивизия действовала стремительно и успешно.

  Конечно, военная судьба непредсказуема. Не дай Бог кому-нибудь её испытать вновь. Но она научила нас, «счастливцев», побывавших на краю жизни и оставшихся в живых, ценить каждый час, отпущенный Судьбой.

  Оглядываясь на жизнь в день пятидесятилетия, а сегодня 75-летия Великой Победы, еще раз вспоминаются события, а главное - те умные и добрые люди, пример которых помог нам, мальчишкам войны, найти себя и победить, пусть в небольшом и скромном деле. А главное, что у многих из нас была и своя сверхзадача - добиться счастья работать в искусстве - Архитектуре, Живописи, Скульптуре, Графике и тем самым нести людям радость.