«Вы, сущие, стоите нас?»:
Великая Отечественная война в жизни и творчестве Игоря Григорьева
«Человек я верующий, русский, деревенский, счастливый, на все, что не против Совести, готовый! Чего еще?» – так говорил о себе известный псковский поэт-фронтовик Игорь Николаевич Григорьев (1923-1996). В его творчестве нашла отражение целая эпоха истории Псковского края – Великая Отечественная война. А его судьбу можно прочесть уже по названиям книг: «Родимые дали», «Зори да версты», «Горькие яблоки», «Жажда», «Не разлюблю», «Русский урок», «Кого люблю», «Набат: Стихи о войне и победе». И все соединяет в себе «Боль»: за близких, за родные города и веси, за Россию…
Игорь Григорьев родился в псковской деревне Ситовичи Порховского района в крестьянской семье. Среднюю школу окончил в поселке Плюсса, куда семья переехала в 1937 году. А затем – война, которую поэт встретил на захваченной врагом Псковщине. В памятном стихотворении «22 июня 1941 года» он писал:
…Шагнуть на дорогу
Длиною
В четыре годины
И в двадцать мильонов жизней ценой:
Двадцать миллионов жизней –
Тысяча раз
По двадцать тысяч смертей, –
Война!
В тот же день были написаны и другие строки:
В долгую дорогу –
С нынешнего дня.
Слезы на подмогу –
Русская броня.
Пропадать зазряшно
Нам не привыкать...
Умереть не страшно –
Страшно умирать.
Так для России начались длинные версты войны. В масштабах Великой Отечественной войны – дорога длиной в 2600 км. Дорога длиной в 1418 дней. Дорога, на которой Игорь Григорьев вместе со своими соотечественниками с лихвой хлебнул унижения, тоски, горестных мук оккупации: «В годы германского нашествия, – писал он, – было суждено мне стать руководителем плюсских подпольщиков и возглавить группу разведки во вражеском тылу». Когда Игорь Николаевич впервые увидел врагов на родной земле, 13 июля 1941 года, в его душе родились пронзающие строки, стихотворение «Набат»:
…И полдни черны и косматы,
И страшны, несчетны дымы…
Отчизна, твои ль это хаты
С окошками, полными тьмы?
Твоя ль это радость лесная?
Кладбищ вековечная грусть?
Вот этот, как рана сквозная,
Большак в заповедную Русь?
И эти понурые люди?..
Бедует набатная весть:
Никто, кроме нас, не рассудит –
Что будет! Что было! Что есть!
«Никто, кроме нас» – эти слова стали мужественным девизом и всей его жизни. Особенно – в годы войны, когда он служил в разведке Струго-Красненского межрайонного подпольного центра № 4 и в бригадной разведке Шестой ленинградской партизанской бригады. Парни и девчата портили немцам связь, подсыпали гравий в буксы вагонов, расклеивали листовки, помогали беженцам и военнопленным, собирали оружие, наблюдали за передвижениями врага. Не раз спасали от угона в Германию жителей Плюссы.
Нам, живущим в мирное время XXI столетия, трудно представить, каким мужеством и преданностью долгу надо было обладать, чтобы в любое ненастье идти рядом со смертью, выполняя свою боевую задачу. Каждый день фронтового разведчика – это подвиг духовного и гражданского возмужания:
Все помню:
Немую работу разведки,
Полегших безусых солдат...
Под сердцем моим пулевые отметки
Доныне к погоде горят.
Эти строки говорят не только о неоднократных тяжелых ранениях Игоря Григорьева, но и о его душевных терзаниях за любимых и близких людей, которых он не смог сберечь: своего друга Любу Смурову и младшего брата Леву. А виной сему – страшное слово в о й н а. Вспоминая их, он писал: «Когда друга моего верного, помощницу по разведке Любу Смурову схватили немцы (случилось это в поселке Плюсса 11 августа 1943 года), я был отозван партизанским центром в отряд. Брат Лека ушел со мной… И – со Дня Победы до сей поры – мне не по себе от мучительной думы: «Все они – сыновей и дочерей миллионы многие, и с ними Любовь Смурова и Лев Григорьев, – полегли за Родину…».
До последнего дня не мог он простить себе, командиру подпольщиков, гибель Любы Смуровой. Ее и других арестованных, измученных пытками, расстреляли в ночь на 16 сентября 1943 года. Тогда же родились у Игоря Григорьева горькие строки:
Любовь Алексеевна, Люба, Любаша –
Моя голубая звезда,
Я цел еще: ждет меня старости чаша,
А ты навсегда молода!
Не дай Бог, живые, душой прохудеем:
Нещадна житья коловерть...
Кем был для тебя я? – наверно, злодеем,
Пославшим на лютую смерть...
В тот же день, прикрывая отход обоза, Игорь Григорьев получил первое ранение. Под непрерывным обстрелом немецких егерей дополз незамеченным до густого кустарника. Тогда полуживого разведчика выходила крестьянка из деревни Посолодино Плюсского района Ольга Михайлова. Возвратившись в отряд, Игорь вместе с родным братом Лекой сразу ушел на захват шефа районной полиции Якоба Гринберга. 26 сентября 1943 года на обратном пути братья попали в немецкую засаду. Лев Григорьев погиб.
«Брату»)
Ты меня прости:
Без слез тебя оплакал.
Умирали избы, ночь горела жарко.
На броне поверженной германская
собака,
Вскинув морду в небо, сетовала жалко.
Жахали гранаты,
Дым кипел клубами,
Голосил свинец в деревне ошалелой.
Ты лежал ничком,
припав к земле губами,
Насовсем доверясь глине очерствелой.
Вот она, война:
В свои семнадцать весен
Ты уж отсолдатил два кромешных
года...
Был рассвет зачем-то ясен и не грозен:
Иль тебе не больно, вещая природа?
Игорь остался жив. И после всех лишений, что выпали на его долю, он не сломался, не растерзал душу, а остался мужественным и достойным человеком, закончил университет и написал более двадцати книг стихов. При этом «в жизни и в поэзии не мыслил себя без России».
Судьба России – центральная тема в его поэзии, нашедшая свое отражение в Великой Отечественной войне, опалившей юность, навек оставшейся пулями под сердцем и неизбывной болью в самом сердце. При этом трагедию войны он ощущал как свою собственную, отражая в стихах личные воспоминания и впечатления о войне:
Я помню горестную ночь,
Тротила адскую работу,
Вконец измотанную роту,
Невластную
Земле помочь.
И далее:
Чтоб смерч не отнял тишины,
Пусть видят люди,
Помнят,
Знают,
Да никогда не забывают
Они об ужасах войны.
Действительно, войну он называл ужасной, страшной, ломающей человеческую личность: «Бремя-лихо, жуткое время, до предсмертного вздоха своего не перестану думать о тебе! И у последней черты не отрекусь от ненависти к фашистским атрибутам – кровожадности, подлости, холуйству и шкурничеству…». Навсегда врезались в его память трагические картины:
И мне мерещится
Доныне
Ребенок, втоптанный в песок,
Забитый трупами лесок,
Как Бог, распят старик на тыне.
Последствия пережитого страшны, ведь воспоминания о войне проносятся сквозь года, и даже когда кажется, что они совсем стерлись из памяти, где-то в неспокойных снах ветеранов прорываются боль и ужас минувших событий. Так было и с Игорем Григорьевым: этой прискорбной памятью о войне пронизана каждая его книга. Он постоянно подчеркивает трагизм происходящего на войне. Он помнит многое. Например, трагическую судьбу Порховской деревни Красухи, которая находилась верстах в трех от родного пепелища Григорьевых – Гришина хутора. 27 ноября 1943 года фашисты, ворвавшись в деревню, требовали выдать партизан, а потом согнали всех жителей в два сарая, заколотили двери, облили бензином и сожгли. Уже после войны, в 1968 году, на Псковщине был открыт памятник скульптора Антонины Петровны Усаченко «Скорбящая псковитянка», который установили на насыпном холме. К склону холма прислонен отесанный камень с надписью: «Трагической и мужественной Красухе от земляков».
И не мог поэт не помянуть своих земляков, нещадно преданных огню. Одна из книг Игоря Григорьева так и названа «Красуха», а ее строки пронизаны набатной болью и полны глубокой скорби:
Ты взошла на холм,
Скорбна и грозовита.
Ты устала,
Босы ноженьки болят.
Ты – из камня,
Ты – из мертвого гранита,
Ты – немая,
Но душа твоя – набат.
И далее:
Здесь – Красуха,
Здесь Россия в каждой слезке,
В каждом взгляде,
В каждом вздохе лоб-травы.
И не знают
Зла не знавшие березки,
Отчего нагоркли
Песни синевы.
(«Скорбящая псковитянка»)
Последний бой с фашистами Игорь Григорьев принял под Гдовом 11 февраля 1944 года. У бригады партизанских разведчиков был приказ: «Не пропустить врага!». Бились уже врукопашную. Немцы отходили. Партизаны их преследовали. Неожиданно из-за поворота появился вражеский танк, рядом с Игорем разорвался снаряд… Тяжелое ранение в спину вывело из строя бригадного разведчика 6-й Ленинградской партизанской бригады, руководителя плюсских подпольщиков и разведчиков.
Однако полученное ранение не вывело из строя поэта-патриота своей страны. До самого конца Игорь Николаевич был со своими сослуживцами: пером, стихами, проникновенными строчками. И когда небо над страной озарилось сотнями победоносных салютов, он разделил эту горькую радость со всеми:
Сходятся ярые руки
В ошеломленном зените...
Видите? Верите, други? –
Мы победили. Вздохните!
(9 мая 1945)
Уже после войны, пройдя через множество госпиталей и больниц, едва оправившись от шрамов войны, он отправился в костромскую Тайгу, где работал промысловым охотником, затем – на Байкал – геологом, и наконец, в Ленинград, где в июне 1954 года окончил русское отделение филологического факультета Ленинградского университета.
И даже несмотря на то, что в Ленинграде он уже был признанным поэтом, Игорь Григорьев вернулся на родную Псковщину, где создал Псковскую организацию литераторов и был первым ее руководителем. Он воспитал целую плеяду молодых псковских поэтов, которые с гордостью называли себя его учениками. В их числе – Лев Маляков, Александр Гусев, Елена Родченкова, Елена Глибина и другие. И каждый из них с теплотой и глубоким уважением отзывался о своем учителе: «Читайте его стихи, поэмы, – писал Лев Маляков, – в них есть все: богатство души, языка, преданность Родине – все то, что необходимо русскому человеку…».
А по земле прошел поэт,
Перекрестив, оставил землю.
Оставил Боль и долгий Свет,
И я стихам, как птицам, внемлю.
Эти строки посвятила Игорю Николаевичу его супруга, ученый, историк отечественного зодчества, архитектор, реставратор, художник и необычайно талантливый поэт, также фронтовик, в юные годы вершивший на войне тяжкий труд артиллериста, Елена Николаевна Морозкина.
Они еще раз подтверждают, что Игорь Григорьев – явление уникальное, исключительное не только для псковской, но и для русской советской литературы. Это поэт, главным мерилом жизни которого явилась Любовь: к природе, к людям, к жизни, к многострадальной России.
Мы судьбы.
Мы судьи
Войны.
Мы вечны!
Нас сила несметная,
Безвестных и чтимых сейчас.
Ты слышишь нас, Матерь Пресветлая?
Вы, сущие, стоите нас?
Последний вопрос может задать себе каждый ныне живущий. Пусть каждый из нас ощутит ответственность за сохранение памяти о павших в той страшной войне, осязаемо почувствует на себе их строгие глаза и проникнется чистотой их сердец. Через книги, через стихи, через строчки поэтов-фронтовиков.
Мемориальная доска, что установлена на доме 57 по Рижскому проспекту, лишь малая толика нашего признания и благодарности большому русскому поэту и человеку Игорю Григорьеву. Главный памятник ему – наша память.
Ранее материал публиковался в газете "Псковская правда" в мае 2015 г. ("Лира его опалена порохом") в рамках проекта, в котором совместно с Псковской областной универсальной научной библиотекой газета рассказывала подробно о писателях-фронтовиках, о знаменитых и малоизвестных авторах Псковщины.