(4 марта 1803 г. - 26 декабря 1846 г.)
О ты, чья дружба мне дороже
Приветов ласковой молвы,
Милее девицы пригожей,
Святее царской головы!
Огнем стихов ознаменую
Те достохвальные края
И ту годину золотую,
Где и когда мы - ты да я,
Два сына Руси православной,
Два первенца полночных муз,-
Постановили своенравно
Наш поэтический союз.
(«К Пушкину»)
Эти строки принадлежат одному из самых ярких, самобытных поэтов 20-х гг. XIX века — Николаю Михайловичу Языкову. Его поэзия произвела сильное и глубокое впечатление на передовых деятелей культуры пушкинского времени. И особенно — на А. С. Пушкина: «...нашел я и стихи Языкова. Ты изумишься, как он развернулся и что из него будет. Если уж завидовать, так вот кому я должен бы завидовать. Аминь, аминь, глаголю вам. Он всех нас, стариков, за пояс заткнет», - писал великий поэт П. А. Вяземскому, тем самым выражая свой восторг от поэтического дарования Языкова.
Несомненно, Пушкин хотел встретиться с Языковым лично, и в 1824 г., находясь в ссылке в Михайловском, он пишет в Дерпт своему приятелю — студенту, сыну владелицы усадьбы Тригорское, Алексею Николаевичу Вульфу:
Здравствуй, Вульф, приятель мой!
Приезжай сюда зимой
Да Языкова поэта
Затащи ко мне с собой...
В конверте, переданном Николаю Михайловичу, содержались стихи Пушкина с призывом приехать:
Издревле сладостный союз
Поэтов меж собой связует:
Они жрецы единых муз;
Единый пламень их волнует;
Друг другу чужды по судьбе,
Они родня по вдохновенью.
Клянусь Овидиевой тенью:
Языков, близок я тебе.
Давно б на Дерптскую дорогу
Я вышел утренней порой
И к благосклонному порогу
Понес тяжелый посох мой,
И возвратился б, оживленный
Картиной беззаботных дней,
Беседой вольно-вдохновенной
И звучной лирою твоей.
Но злобно мной играет счастье:
Давно без крова я ношусь,
Куда подует самовластье;
Уснув, не знаю где проснусь. —
Всегда гоним, теперь в изгнанье
Влачу закованные дни.
Услышь, поэт, мое призванье,
Моих надежд не обмани.
И далее:
Восхвалим вольности дары
И нашей юности разгульной
Пробудим шумные пиры,
Вниманье дружное преклоним
Ко звону рюмок и стихов,
И скуку зимних вечеров
Вином и песнями прогоним.
На этот призыв Языков отреагировал неуверенно, будто растерялся... Брату Петру он сообщил: «Пушкин зовет меня к себе — не знаю, что отвечать на это...». Исследователи объясняют его сдержанность стремлением сохранить свою поэтическую индивидуальность. И действительно, в сравнении «с пушкинской гармонией и мерой поэзия Языкова поражает то недостаточностью, то избытком» (Ст. Рассадин). Ехать поэт так и не решился, и лишь летом 1826 года его настроение изменилось и он решается отправиться на Псковщину. И вновь он сообщает о своих намерениях брату: «Я поеду на несколько дней к Пушкину; кроме удовлетворения любопытства познакомиться с человеком необыкновенным, это путешествие имеет и цель поэтическую: увижу Изборск, Псков, Печоры, места священные Музе Русской, а ты знаешь, как они на меня действуют!».
И уже в середине июня Языков — в Тригорском. Его встретили здесь очень радушно, поселили в утной баньке с широким окном, где раньше ночевывал Пушкин. И начался прекрасный период его жизни, о котором впоследствии он писал: «Не нахожу во всей моей жизни, ничего приятнейшего и достойнейшего сиять золотыми буквами на доске памяти моего сердца, нежели лето 26 года...».
«И три горы, и дом красивый, и светлой Сороти разливы» - этот живописный пейзаж нашел живой отклик в его сердце. Но особенно дорого для него было общение с «мудрецом» Пушкиным.
Долгожданная встреча состоялась в Тригорском, и время, проведенное с поэтом-изгнанником, показалось Языкову «приятно и сладостно». Вдохновенно, выразительно Пушкин читает Языкову трагедию «Борис Годунов», которая, безусловно, ему очень понравилась. Об этом свидетельствуют строки из письма Языкова брату Петру: «Пушкин хочет напечатать свою трагедию «Борис Годунов», которую мне читал; она лучше всего, что он сочинил доселе, удивительно верно изображает нравы тогдашнего времени — и вообще подвиг знаменитый». Понравились Языкову и другие тексты Пушкина: и «Арап Петра Великого», и «Граф Нулин», и многие-многие поэтические творения. О «Графе Нулине» заметит: «повесть хорошо рассказана...».
В Тригорском Языков прожил не несколько дней, как предполагал, а около месяца. Прожил хорошо, весело. Пушкин, Вульф и Языков проводили дни в компании дочерей Осиповой, Анны и Евпраксии (которую звали в узком кругу Зизи), и падчерицы ее, Александры. Перелистывали Шиллера и Гете, Томаса Мура, Мильвуа. А иногда вечером они отправлялись в Михайловское, как называл его Языков, «приют свободного поэта, не побежденного судьбой», где няня Пушкина, Арина Родионовна, угощала их наливками и вареньями, и они сидели до рассвета, а потом шли назад, в Тригорское...
Об этих удивительных вечерах, разговорах Языков позднее напишет прекрасное, замечательное в своей классической завершенности, стихотворение «Тригорское», где скажет:
Что восхитительнее, краше
Свободных, дружеских бесед,
Когда за пенистою чашей
С поэтом говорит поэт?
Жрецы высокого искусства,
Пророки воли божества!
Как независимы их чувства,
Как полновесны их слова!
Как быстро, мыслью вдохновенной,
Мечты на радужных крылах,
Они летают по вселенной
В былых и будущих веках!
Прекрасно радуясь, играя,
Надежды смелые кипят,
И грудь трепещет молодая,
И гордый вспыхивает взгляд!
Певец Руслана и Людмилы!
Была счастливая пора,
Когда так веселы, так милы
Неслися наши вечера
Там на горе, под мирным кровом
Старейшин сада вековых,
На дерне свежем и шелковом,
В виду окрестностей живых;
Или в тиши благословенной
Жилища граций, где цветут
Каменами хранимый труд
И ум, изящно просвещенный;
В часы, как сладостные там
Дары Эвтерпы нас пленяли,
Как персты легкие мелькали
По очарованным ладам,-
С них звуки стройно подымались,
И в трелях чистых и густых
Они свивались, развивались -
И сердце чувствовало их!
Особую прелесть этих мест открывал для себя Языков, любуясь великолепным лиственным парком, беседками, белой скамьей, стоящей над Соротью под вековыми деревьями, которую барышни называли «онегинской», проникаясь живой связью самих жителей тригорского замка с героями «Онегина»...
В стране, где Сороть голубая,
Подруга зеркальных озер,
Разнообразно между гор
Свои изгибы расстилая,
Водами ясными поит
Поля, украшенные нивой,-
Там, у раздолья, горделиво
Гора трихолмная стоит;
На той горе, среди лощины,
Перед лазоревым прудом,
Белеется веселый дом
И сада темные картины,
Село и пажити кругом.
Не только поэтическая игра, радость взаимного общения, наслаждения деревенской жизни сблизили Пушкина и Языкова. В эти душевные дни свободы и вдохновенья думали они о днях тревожных, о несвободных друзьях своих и близких, связанных с событиями 14 декабря. Они не знают еще о приговоре и надеются на лучшее. Они не знают еще о казни пятерых декабристов 13 июля. Весть о ней до Пушкина дойдет 26 июля, когда Языков будет уже находится в Дерпте.
Символично, что биографическая по своему происхождению дружба поэтов приобретала у Н. М. Языкова более обширное значение и наложила творческий отпечаток на последующее творчество. Более того, встреча с Пушкиным составила целую эпоху в духовной биографии Языкова. Пушкин любил Языкова как поэта, ценил его слог - «твердый, точный и полный смысла». В «Литературной газете» он писал о Языкове: «С самого появления своего сей поэт удивляет нас огнем и силою языка. Никто самовластнее его не владеет стихом и периодом".
Для Языкова же было важно именно само присутствие Пушкина в тогдашней русской литературе. Безусловно, он еще не осознавал всей гениальности и многосмысленности пушкинского слова, но уже почувствовал мощь и проникновенную мудрость его поэзии. В стихах условно именуемых «про жизнь поэтов наших дней», ему удалось запечатлеть живой образ Пушкина, причем в образе этом различимы разные грани. Пушкин предстает в стихах Языкова и жизнерадостным весельчаком, не знающим «ни тени скуки, ни сует», и опальным поэтом-пророком, жертвой гонения, который
...не сражен суровою судьбой,
Презрев людей, молву, их ласки, их измены,
Священнодействовал при алтаре Камены...
И, наконец, реальным А. С. Пушкиным во всей конкретности и характерности своего бытового облика:
…И те отлогости, те нивы,
Из-за которых вдалеке,
На вороном аргамаке,
Заморской шляпою покрытый,
Спеша в Тригорское, один —
Вольтер и Гёте и Расин —
Являлся Пушкин знаменитый
Влияние Пушкина на творчество Языково очень сильно прослеживается именно в поэзии 1826—1828 гг. Ведь будучи в Дерпте наряду со стихами, посвященными пребыванию в Пушгорах, Языков «создает большой цикл стихов на национально-историческую тему: «Песнь барда, во время владычества татар в России», «Баян к русскому воину при Димитрии Донском, прежде знаменитого сражения при Непрядве», «Услад», «Евпатий»...». Русская старина представала перед Языковым как эпоха, «когда люди сражались за свободу и отличались собственным характером, - и в этом осознании прошлого он оказывается близок к декабристам...» (В. Кошелев).
И среди свершенных им творческих "чудес» мы видим гармоничные и сильные послания к Пушкину, А. Н. Вульфу и П. Осиповой, замечательное в своей классической завершенности "Тригорское», проникновенные и трогательные стихотворения о няне Пушкина Арине Родионовне, словом, все то, что связано в языковском наследии с именем великого поэта.
В 1830г. Языков не раз возвращался к благословенным дням лета, проведенного вместе с Пушкиным. В том же году, завершая «Путешествие Онегина», Пушкин в черновых вариантах XXXIII и XXXIV строф вспоминал те же места, друзей, называя Языкова:
Везде, везде в душе моей
Благословлю моих друзей.
Нет, нет! Не позабуду
Их милых, ласковых речей;
Вдали, один, среди людей
Воображать я вечно буду
Вас, тени прибережных ив,
Вас, мир и сон тригорских нив.
XXXIV
И берег Сороти отлогий,
И полосатые холмы,
И в роще скрытые дороги,
И дом, где пировали мы, -
Приют, сияньем муз одетый,
Младым Языковым воспетый,
Когда из капища наук
Являлся он в наш сельский круг
И нимфу Сороти прославил,
И огласил поля кругом
Очаровательным стихом...
Неоднократно и Николай Михайлович вспоминал прекрасные тригорские рощи... Ведь они даровали ему бесценные минуты счастья и душевного покоя:
Придут ли дни? Увижу ль снова
Твои холмы, твои поля,
О православная земля
Священных памятников Пскова?
Твои родные красоты
Во имя муз благословляю
И верным счастьем называю
Всё, чем меня ласкала ты...
Источники:
- Виноградов Е. Их подружило Тригорское // Псковская правда. - 1983. - 4 июня.
- Карпов А. А. Судьба Николая Языкова. В кн.: Языков Н.М. Сочинения. - Л., 1982.
- Орлов Вл. . Избранные работы (Том 1) "В мире русской поэзии" - очерки и портреты. Ленинград, 1982 г. Режим доступа: http://scanpoetry.ru/poets/yazykov-nikolay/articles/a70
- Пушкин А. С. Стихи, написанные в Михайловском. - М., 1967.Сахаров В. И. . Николай Языков и его поэзия. Режим доступа: http://az.lib.ru/j/jazykow_n_m/text_0120.shtml
- Цветкова Н. В. Николай Михайлович Языков // Псковский край в литературе. - Псков,2003. - С.241- 250.
- Языков Н. М. Сочинения. - Л., 1982.
