Восстань, пророк, и виждь, и внемли,
исполнись волею моей
и, обходя моря и земли,
глаголом жги сердца людей!
А. Пушкин
Счастлив тем, что целовал я женщин,
мял цветы, валялся на траве,
и зверьё, как братьев наших меньших,
никогда не бил по голове.
С. Есенин.
При первом знакомстве он производил впечатление человека целеустремлённого, решительного и делового. В его всегда приветливой улыбке, в прищуре внимательных, изучающих глаз, скрывалась какая-то тайна. Тайна его души, его характера, которые раскрывались уже позднее, при более близком знакомстве. И тогда становилось видно – какая это добрая, но, отнюдь, не простая душа. Какой это добрый, хотя и не простой характер!
Каждый человек уникален, а тем более поэт. Станислав Золотцев обладал ярким дарованием, страстной натурой. Он был настоящим сыном своего непростого и противоречивого времени. Он умел увидеть и отразить в своём творчестве поэтическую правду окружающего мира. Он видел и воспевал красоту русской природы и уходящей деревни.
У нас есть несколько заветов великих наших поэтов, из которых в качестве эпиграфа, я привёл только два: Пушкина и Есенина. На мой взгляд этим заветам более всего соответствует жизненная и творческая судьба Станислава Золотцева, его жизненный и творческий путь, путь наследника русской поэзии.
А когда произошло наше первое знакомство, признаться – не помню. Но когда 21 февраля 1986 года Александр Бологов, бывший тогда председателем псковской писательской организации, привёл в клуб завода ТЕСО, на котором я тогда работал, двух молодых московских поэтов, одним из которых был Станислав Золотцев, - я его уже хорошо знал. У него к тому времени были выпущены четыре сборника стихов: «Зимняя радуга», «Дело чести», «Магнитное поле» и, вышедшая в конце 1985 года в издательстве «Советский писатель», книга «По северной тропе». Вот из этой последней книги Станислав и читал свои новые стихи перед собравшейся рабочей аудиторией.
Мне сразу запомнились два стихотворения: «Чёрная корова» и «Мы новую песню начнём». Первое поразило меня сходством сюжета и накалом страстей с моим собственным стихотворением «Вина», написанным в это же время. Поскольку я веду вольный рассказ-воспоминание о моём близком товарище по перу, мне хочется, чтобы и читатель окунулся в мир моих тогдашних ощущений и пережил, хотя бы частично, то, что я пережил тогда.
Вот стихотворение Золотцева:
Мне снился сон мальчишеской порой
и многократно повторялся снова:
как будто мчится по лесу за мной
взбесившаяся чёрная корова.
Два мутных солнца в туче грозовой –
её глаза. Рога – крупней лосиных.
Шерсть оставляя на сухих лесинах,
она летит, огромная, за мной.
Я задыхаюсь, и кричу, и плачу,
и потом истекаю на бегу,
и вот я загнан ею на лугу,
спина - в её дыхании горячем.
Вот-вот вонзится в спину правый рог,
поддев меня под левую лопатку!
…Но тут же превращаюсь я в цветок,
растущий на лугу, сыром и сладком.
Она меня не видит. Я спасён!
Ревя уходит чёрная корова…
Я стал взрослеть. И сгинул этот сон.
Но через двадцать лет явился снова.
Я вновь бегу, и сердцу всё больней –
колотится, в груди не умещаясь.
Я падаю на землю перед Ней –
но ни в какой цветок не превращаюсь.
И вот грудную клетку просадил
её удар, и кровь пошла рывками.
Я просыпаюсь.
У меня в груди –
огромный рог
сломавшийся о камень…
Когда я показал Станиславу черновик своего стихотворения «Вина», он тут же отреагировал:
- Так это же моя «Корова». Когда ты его раньше читал?
- Никогда, я его только первый раз сейчас услышал.
- Нет безусловно, это совсем другое стихотворение и по сюжету, и по настроению. Но по сути, по духу, по чувству вины они об одном и том же.
- Вот это то меня и поразило. Они оба отвечают на один и тот же вопрос: за что это мне?
- Да, вот именно, что я такого сделал? В чём моя вина? За что это мне? В обоих стихах силы судьбы, силы Рока, сверхъестественные силы оказываются сильнее человека – так и есть на самом деле и ничего с этим не поделаешь, хотя у меня корова - ломает себе рог, а у тебя горб-вина так и осталась навсегда. Я сознательно приношу ущерб корове, говоря этим, что иногда, чтобы доказать что-то себе и другим, надо противостоять стихиям, а то и бороться с ними.
Вот тогда в первый раз мне приоткрылся характер Золотцева-бунтаря, ещё не совсем окрепший, но уже обладающий той каменной стойкостью, о которую судьба-корова может обломать свой острый рог. Второе стихотворение, которое мне понравилось из того, что прочитал Золотцев в тот памятный день было «Мы новую песню начнём»:
Мы новую песню начнём –
она уже зреет под сердцем,
и заново землю качнём –
земля перестала вертеться.
Настала пора рисковать
без устали, бесполовинно,
и сердце своё раскрывать
до самой своей сердцевины,
до огненной магмы внутри,
иначе – планета остынет.
Но кто себе скажет «Сгори!»,
тот пеплом вовеки не сгинет.
Мы дети сухого кремня
и смол золотисто-сосновых.
У нас ещё хватит огня,
чтоб жить в этом веке рисково.
И стоит почуять в себе
хоть самую малую смелость,
чтоб дрогнула ржавь на резьбе,
чтоб снова земля завертелась.
Здесь с ещё большей силой проявляется бунтарский характер, желание противостоять стихиям: «и заново землю качнём, земля перестала вертеться», «Настала пора рисковать», «чтоб дрогнула ржавь на резьбе, чтоб снова земля завертелась». И здесь же ещё робко, но всё уверенней пробивается важная тема, тема вечности: «Но кто себе скажет «Сгори!», тот пеплом вовеки не сгинет». Она красной нитью проходит через всё творчество Станислав Золотцева. Название книги «По северной тропе» красноречиво говорит о том, что автор стал по иному ощущать жизнь, как «немыслимое» чудо, именно здесь:
Нет худа без добра, и нет добра без худа!
В гостиницах, в гостях, в казармах и в купе
я ощущал, что жизнь – немыслимое чудо.
И я её познал на северной тропе.
В начале моего рассказа я указал точную дату этой встречи. Конечно, я бы никогда не запомнил её, если бы не автограф на книжке «По северной тропе», которую Станислав тогда мне подарил: «Дорогому Валерию Мухину – с пожеланием творческих успехов. 21. 02. 86».
Надо сказать, что с этого момента Станислав Александрович проявлял всяческое внимание к моему творчеству поощряя и хваля за выход очередной моей книги стихов и это было неоценимой поддержкой для меня начинающего поэта. А в 2001 году он написал статью обо мне в журнале «Встреча» №1 под названием «Там деревни: Даль и Тишь» и привёл в ней пять моих стихотворений. Не буду приводить всю статью, а возьму только её окончание. «И вот, перешагнув рубеж 50-летия, Мухин пришёл к созданию полнокровных и сильных поэтических произведений. В 90-е годы ему удалось (ещё одно чудо для наших дней) выпустить 5 книг стихов, и каждая становилась новой ступенью в творческой зрелости. Валерий Мухин – настоящий во всём: он может и избу срубить, и машину вести по сельским буеракам.. А главное: он состоялся как поэт своей земли…».
Станислав Александрович Золотцев родился 21 апреля 1947 года в деревне Крестки, бывшем псковском предместье. Со временем город разрастался и сегодня от деревни ничего уже не осталось. Она исчезла, растворилась в городских кварталах новостроек. С болью поэт вспоминает в стихах о своём деде садоводе, об отце и матери собиравшими чёрную и красную смородину, о тоненьком саженце-яблоньке, которую он подростком посадил когда-то большой взрослой лопатой. И которая стала большим, и красивым деревом:…………………………
Здесь, в саду огромном, я когда-то
весь а поту, в натуге детских сил,
взрослою орудуя лопатой,
саженец тончайший посадил.
И от сада прежнего осталась
лишь она – дремуча и стара.
Никого из нас не красит старость:
ствол корявый, в трещинах кора…
………………………………..
Было всё в её древесной доле
то же, что в моей судьбе земной.
Но – цветёт царевной на престоле
яблоня, посаженная мной!
…Терем её лиственно-узорный,
умертвила пришлая орда…
Но под осень вновь забрезжат зёрна
в сердцевине каждого плода.
Зрелые, святые зёрна эти
брошу в землю будущей весной.
…Вечно будет жить на белом свете
яблоня, посаженная мной!
("Яблоня, посаженная мной")
Зёрна, смею напомнить, - в русской поэзии, в есенинской поэзии - символ вечной жизни, возрождающейся на земных нивах. И эта старая яблоня, была для Золотцева наглядным и красноречивым примером образа вымирающей родной деревни. Живой красоты не способной устоять перед натиском железного века. Деревни нет, нет и яблони, но боль и память – живы.
С 15 лет Станислав пошёл работать слесарем на псковский завод АДС (Аппаратуры Дальней Связи). И об этом он позднее напишет стихи – о своих первых ступеньках, которые надо было пройти, чтобы подняться и идти дальше и выше:
………………………
Набухали вены на руках,
неумело делавших нарезку,
и сверло, зажатое в тисках,
гнулось и ломалось, как в отместку.
И казалось, что не устоять
перед непослушной, хрупкой сталью.
К пальцам прикипала рукоять,
стружка золотистая спиралью,
завивалась, как ребячья прядь.
И во всём цеху визжали свёрла.
И когда пересыхало горло,
я, довольный первою сноровкой,
обжигался свежей газировкой.
И такая свежесть нарождалась,
и такая появлялась прыть,
Что в судьбе крутой перешибить
их не могут горечь и усталость,
и душе сломать не могут крыл
в молодом полёте против ветра!
Шаг резьбы,
я кровно заплатил
за твои косые миллиметры.
(Шаг резьбы)
Вот оно – начало зарождения характера и пути против ветра, -сопротивления всем жизненным трудностям и невзгодам. Свою работу на заводе Станислав совмещал с учёбой в вечерней школе, которую окончил в 1963 году. Моя жена Валентина преподавала в этой школе химию, несколько позже, когда Станислав её уже окончил. Но будучи на одном школьном мероприятии мне случилось поговорить с учительницей русского языка и литературы Марией Алексеевной. И я её спросил тогда:
- Такого ученика – Станислава Золотцева помните?
- А как же его не помнить.
- И чем же он Вам запомнился?
- Очень трудный ученик. Какой-то ершистый и неукротимый, сам себе на уме, так что к нему всегда особый подход был нужен… Но очень способный и умный.
- А стихи он тогда ещё не писал?
- Этого я не знаю. Но всегда был с книгой. Даже на уроке, помню, делала ему замечание, чтобы не занимался посторонним чтением.
- Сразу же после окончания школы, в этом же 1963 году, он поступает на вечернее отделение филологического факультета Ленинградского государственного университета и параллельно работает строителем на Кировском заводе. Через два года переходит на дневное отделение. А в 1968 году оканчивает университет по специальности «преподаватель и переводчик английского языка».
- Около двух лет Золотцев работает переводчиком в Индии.
- С 1970 по 1972 год работает преподавателем в Московском историко-архивном институте.
- С 1972 по 1975 год служит офицером авиации на Северном флоте.
- В 1978 году оканчивает аспирантуру Московского государственного университета по кафедре зарубежной литературы. Тема его диссертации – «Творчество Дилана Томаса и его место в современной английской поэзии»
- С1970 года постепенно начинает печататься в периодических газетах (Труд) и журналах, таких как «Аврора» и «Новый мир».
- И это было огромным успехом и окрыляло молодого талантливого поэта для новых творческих поисков.
В первой своей книге «Зимняя радуга» (1975) Станислав опубликовал много стихов о Советской армии и Флоте, о той действительности, которая его окружала во время его службы офицером, а также стихи об Индии. Жизнь переводчиком в Индии, служба в Заполярье, в военно-воздушном флоте, сформировали важнейшие грани его творческой личности. Они ярко проявились в его северных стихах и балладах. В них живут неиссякаемая романтика и мужественность.
Лирический герой стихов Злолотцева молод и отважен, и этим он радует, и покоряет читателей, для которых распахиваются новые поэтические и жизненные открытия. Перед ними разворачиваются сюжеты о военных лётчиках, картины природы и людей Индии и его родной Псковщины.
Но и во время службы он постоянно помнит о своём доме, о своём гнезде:
И всё же хорошо, что за моей спиной
за грохотом турбин, за крыльями моими –
огромная земля, мой сад и город мой,
и весело они моё припомнят имя.
А когда он мчится в машине по жарким дорогам Индии:
И воздух ревёт за спиною,
Как тигр, не догнавший меня.
Сразу виден поэтический характер С. Золотцева – свободный и властный. И всё-таки земля малой родины ему ближе всего на свете и её он воспевает с особым трепетным чувством. «Черёха»:
…………………………………
Черёха! Пью черёмуховый холод –
им пахнет пойм твоих земля сырая.
Когда в тревожный час под сердцем колет
с надеждой твоё имя повторяю.
Оно для сердца – мужество и крепь.
Оно звучит, как древняя тревога.
В нём журавлей крылами плещет цепь
и ветры веют стрелами Стрибога.
(Черёха)
И в мятежной душе никогда не увядает чувство, что когда нибудь он всё же вернётся на эту землю уже навсегда:
Может, стал я черствей, может, просто суровей,
но в родные места я без чувства вины
прихожу, научившись родству – не по крови,
а по тяге единой к работам земным.
Но я знаю: однажды, быть может, не скоро,
может быть полпланеты изметив трудом,
я вернусь навсегда в мой единственный город,
чтобы помнил мой сын, где стоит его дом.
(Псков)
После выхода в свет своей первой книжки С, Золотцев был принят в 1975 году в Союз писателей России. И почти двадцать лет он живёт в Москве, является московским литератором. Окунается в бурную многоплановую и напряжённую жизнь столицы. Он пишет эссе и критические заметки о литературной деятельности своих коллег-современников. Бывает в творческих командировках, участвует в литературных семинарах в разных областях СССР. Он продолжает заниматься переводами и становится известным переводчиком с восточных языков. В 80-е годы доминирует и входит в пору зрелости его поэтическое творчество. У него выходят шесть книг стихов и книга критических эссе «Нет в поэзии провинций». (1986)
В этих книгах много стихотворений посвящены псковскому краю, малой родине. В них видны порывы и распахнутость души автора, романтика, связанная с испытаниями и борьбой, познание жизни через истину:
Есть умные и мудрые. Они
Друг друга дополняют.
………………………….
Ум открывает истину, как ересь,
ни крови не жалея, ни чернил,
чтоб через век,
в ней напрочь разуверясь,
мудрец её, как прах похоронил.
И если ум идёт путём открытий
неотвратимых, словно жизнь сама,
то мудрость – это, что ни говорите,
высокий сплав
безумья и ума.
(Ум и мудрость)
Поражает, что в постоянных поисках самого себя Станислав Золотцев открывает в глубине души своей ту «несмиренную» натуру, которая и дарила ему «живучесть» в этой нелёгкой жизни:
…………………………………
…Если всё, что я пережил, перелюбил, повидал,
можно в слово вложить, это слово одно – потрясенье.
……………………………… …
Ох, кому довелось народиться под знаком Быка,
тот всю жизнь будет мучим своей несмиренной натурой.
Вот и я заряжён смесью гнева, любви и огня.
Разрываемый ими, мечусь и тревожусь и мучусь.
Но, быть может, они, порожденье апрельского дня,
и дарили мне в лютые зимы живучесть..
Словно лось, по весне медногорло и зычно трубя,
за своё заповедное дыбился я не однажды,
каждый стебель земли, каждый волос любимой любя…
(Тридцать пятый апрель)
Щемящей болью пронизывает стихи тревога за судьбу России и её народа, которая открывается в горьких откровениях поэта:
…………………………………..
Очей славянских синь эстрадный дым забил –
гнусавый микрофон лахудры низколобой.
…Звезда моя полынь. Цветущий чернобыл.
Земля моя полынь. Беда моя – Чернобыль.
…………………………………….
Но где покой, когда не сосчитать платки
солдатских юных вдов на молодых могилах…
Мне снится: моего младенца на штыки
уже берут, а я – спасти его не в силах.
…Реактором любви остался мой народ,
хотя никто ему не возместил потери.
И мглится небосвод. И длится этот год.
И звёздная полынь цветёт среди метели.
О, память, не остынь – как пепел не остыл,
слетевший с горных троп в афганские сугробы.
… Звезда моя полынь. Горящий чернобыл.
Дитя моё полынь. Земля моя – Чернобыль.
(Звезда полынь, - или воспоминание о 1986 годе)
Характерно начало отрывка, который я привожу здесь. Станислав Золотцев утрату советской эстрады, советской культуры сравнивает с опустошающим культурным Чернобылем, новым шоу-бизнесом, похоронившим и русскую песню и «очей славянских синь». А в другом своём стихотворении «Наши песни» поэт с отчаяньем, непониманием и горечью вопрошает, куда же подевалось наше «солнце народной поруганной славы», народные и советские песни, почему они не звучат и мы их совсем не слышим?
Я слушаю песни разрушенной нашей державы.
Я слушаю счастье и горе огромной страны –
высокое солнце народной поруганной славы,
отлитое в звуки, что нынче почти не слышны.
…………………………………………………..
Я слушаю их, и волнением острым и сладким
полно моё сердце, и плачет оно, и поёт.
Зачем Дунаевский и Хренников, Блантер и Фрадкин
надежду и веру творили семёркою нот?!
«Катюша», «Землянка», «Смуглянка», «Скалистые горы»,
и «Тёмная ночь» и раскаты «Священной войны» -
в хаосе безумья, под грязью дремучего вздора
замолкли они и в эфире почти не слышны».
Развал Советского Союза сразу никто не осознал и, можно сказать, не понял, что же произошло? И только спустя время народ начал осознавать всю трагедию, всю катастрофу произошедшего. Страна умерла тихо, как умирает большинство старых людей. Трудно было поверить, что такая огромная держава, оплот мира во всём мире может умереть. Да, не просто умереть, а исчезнуть, испариться "как дым, как утренний туман":
Что мы пережили в эти дни? –
Шторм безумья, фарс переворота,
лязгание танковой брони
посреди столичной толкотни,
выплеск ядовитого болота…
Бунтом взбаламучена Москва.
У ревущих толп она во власти…
Снова, как в Семнадцатом году,
воздух смуты чёрен и неистов,
породил безмозглую орду
юных, крови жаждущих чекистов,
Пена правит сверху. Но жива
Глубина своей живою силой.
…И свои последние слова
В глубине хранит ещё Россия.
(Август-сентябрь1991 года)
Но, когда народ, всё же, осознал, что произошло, он понял, что растоптали не только страну, но и его самого. Растоптали, нарушили его целостность, единство, привычные устойчивые экономические, родственные и другие связи и законы. Развал СССР и реформы, последовавшие за ним, которые потом назвали людоедскими, привели к огромной сверх смертности людей. И вот спустя десять лет С. Золотцева как будто током поразило – а страны-то нет! «И только в этом городе восточном, неумолимо, неотступно, прочно всем существом я понял эту явь – как будто море огненное вплавь я пересёк»:
…………………………………
- Прощай, моя Советская страна,
прощай моя Союзная держава!
Дай Бог – другие грядут времена,
твой новый образ возродят потомки…
Сегодня же вокруг – одни обломки,
уже остывший пепел, прах седой,
покрывшийся травой забвенья сочной.
Дай Бог, чтоб стал он самой доброй почвой
для новых всходов, нового пути.
Сегодня же – прощай!
И нас прости…
(Жестокое прощание)
И вновь растёт в душе поэта протест против произошедшей несправедливости, против того, что не должно было никогда произойти. То, что сделано было навеки - обязательно должно вернуться снова:
Обретая земли и моря,
что тебе принадлежат по праву,
возродись, Империя моя,
Русская, Великая Держава!
Древнее духовное зерно
вырастает в новую святыню.
Никому на свете не дано
поселить в душе твоей пустыню.
………………………………….
Пережив лихие времена
униженья, смуты и насилья,
возродись, огромная страна,
наша неделимая Россия.
…………………………….
Да сомкнутся все твои края
под багряным стягом Правой Славы.
Возродись, Империя моя,
Русская Великая Держава!
(Гимн Грядущей России)
И уже в новом прошении, но всё с той же молитвой и любовью об Отечестве звучит тема не дающая покоя поэту. «Дума»:
Да воскреснет земля, где живут мои люди родные,
Да не сгинут святыни, и грады, и веси её.
Да не будет последней молитва моя о России.
Да не будет последним последнее слово моё.
Вместе с распадом Советского Союза в 1991 году распался и Союз писателей СССР. В стране образовалось сразу несколько союзов. В одной Москве – сразу три: Союз писателей России, Союз российских писателей и Союз писателей Москвы. Есть ли разница между ними? В принципе – нет. Но Союз писателей России традиционно считается организацией «патриотической» направленности, тогда как возникший как альтернатива ему Союз российских писателей придерживается «демократической» направленности. Вирус распада, гулявший по всей стране, попал и в нашу писательскую организацию и 11 декабря 1997 года было заявлено о создании в Пскове новой писательской организации – «Объединения псковских писателей», которая вышла из основного состава и стала жить своей самостоятельной жизнью
Руководителем новой организации был выбран Станислав Золотцев. В состав отделившейся организации вошли Станислав Золотцев, Ирена Панченко, Лев Маляков, Валерий Мухин, Александр Гусев, Елена Морозкина, Валентин Краснопевцев, Борис Ильин, Виктор Васильев. Позднее в неё вошли Евгений Афанасьев, Виктор Русаков, Георгий Гореловский, Любовь Федукова, Вера Романенко, Геннадий Моисеенко, Николай Гончаров, Иван Калинин, Александр Казаков, Павел Осокин, Мирра Яковлева.
И в судьбе С. Золотцева происходит много изменений. В 1992 году умирает мать поэта и это событие поражает его не меньше, чем гибель страны: «Смерть мамы»:
…
………………………………
Как же черно завершается доля,
полная света духовных ключей –
в смрадной палате, в корчах от боли
и при бессилии нищих врачей.
Словно придавлена лапой железной,
женщина, жизнь подарившая мне,
мучится вместе со всеми, кто в бездну
брошен кошмаром, царящим в стране.
……………………………………
Как же совпало с бременем бремя
две черноты моего бытия:
мать умирает – и в это же время
гибнет Россия моя.
(Смерть мамы)
А за престарелым и больным отцом нужен был присмотр и уход. И вот с начала девяностых годов Золотцев возвращается в родной город всё чаще и подолгу живёт здесь и работает. Он ухаживает и заботится о своём отце, иногда приводит его на заседание писательской гостиной в «Городской культурный центр» на Рижский, 64, благо он находится недалеко от их дома. Я помню этого статного пожилого человека, убелённого благородными сединами, внимательно слушавшего выступления псковских поэтов и собственного сына.
Золотцев сохраняет свои обширные связи с литературными журналами и газетами разных областей и городов России. Правда в эту пору разрухи и раздробленности резко сокращаются тиражи и местных и столичных журналов и газет. Эти связи помогали С. Золотцеву опубликовывать различные статьи в центральных газетах и журналах о жизнедеятельности новой, уже родной ему писательской организации. По возможности, он пишет статьи почти о каждом в отдельности члене нашей организации с публикацией стихов каждого автора и биографических заметок о нём. Это благотворно влияло на настроение и жизнь в целом молодого авторского коллектива. Появилось как бы второе дыхание, что сразу же сказалось на работе всей организации. Появились новые идеи, издательские планы, которые претворялись в жизнь с большим воодушевлением. Кроме различных статей и заметок Золотцев организовывает радиопередачи на радио России, где звучат стихи псковских авторов. В этом ему помогает жена Ольга Золотцева, работавшая тогда на Радио.
Как-то приехал из отпуска мой хороший друг Серёжа Никитин, который отдыхал под Краснодаром в большой семье своей невестки и рассказывает:
- Сидим это мы за большим столом в своём саду. Трапезничаем, значит.
Погода шикарная, солнышко южное благодатное ласково греет. Вдруг по транзистору объявляют: «слушайте стихотворения псковского поэта Валерия Мухина». Мы так и подпрыгнули от неожиданности. Вот, думаем куда псковские волны долетели. И так радостно было воспринимать твои строки о Пскове, о родной псковщине – там на южном солнце, что комок к горлу подступал… И все жадно слушали.
В этом же 1992 году у меня умирает тесть и могилы матери Станислава и моего тестя оказываются совсем рядом. Через пару лет у меня умирает тёща, и вскоре у него умирает отец. И опять наши могилы рядом. А Станислав напишет стихотворение:
Не умирают отец и мать,
лишь переходят в иную стать,
в иную волю, в иную долю,
в нерукотворную благодать.
Не умирают отец и мать.
Не умирают отец и мать.
И суждено им не истлевать
в могильной почве, но днём и ночью
в душе рождаться твоей опять.
Не умирают отец и мать.
(Не умирают отец и мать)
Продолжение Часть II
Валерий Мухин, поэт, художник,
Член СП России
