Левин Н.Ф. В память о героической обороне

15 января 1582 года в небольшой деревушке Запольский Ям заключено русско-польское перемирие сроком на 10 лет – Ям-Запольский мирный договор. Польскому королю Стефану Баторию пришлось отказаться от своих первоначальных требований и вернуть России захваченные им русские города.  Подписание договора стало возможно благодаря героической обороне псковичей. Наиболее решительно войска Батория готовились к штурму Пскова в начале сентября 1581 года.

Левин Н. Ф.,
краевед, Почетный гражданин г. Пскова

Героическая оборона Пскова от войск польско-литовского короля Стефана Батория стала одним из самых выдающих­ся событий в военной истории города. Псков вновь подтвердил свою значительную роль в обороне Российского государства от иноземных завоевателей. Об этой роли рассказывается во всех учебниках по истории средневековой России. Псковичи всегда помнили о заслугах своих мужественных предков и воинов, вы­державших почти полугодовую осаду огромной армией, собран­ной в разных странах Западной Европы. За прошедшие четыре с лишним столетия наши земляки многое сделали для того, чтобы сохранить память о защитниках псковской крепости.

Придельный храм в Покровском монастыре

Древний мужской монастырь во имя Покрова Богородицы на­ходился на правом крутом берегу Великой у впадения в неё ручья (или небольшой речки). В отличие от речки Зрачки, на северном берегу которой возводились деревянные, а затем и каменные сте­ны Среднего города, название этого ручья на старых картах от­сутствует и до наших дней не дошло. Хотя на иконах с видом Пскова времён баториевской осады он хорошо виден.

Именно от такого удобного для обороны места, от реки Ве­ликой и монастыря, вдоль северного берега ручья в августе 1465 года псковичи начали строить деревянную крепостную стену во­круг всего Окольного города. Летописная запись о возведении пя­того - наружного - кольца крепостных сооружений города стала первым упоминанием о существовании Покровского монастыря. Постепенно деревянные стены заменялись каменными и строи­лись башни. В том числе была возведена и угловая, самая крупная башня, названная по монастырю Покровской. Она стала важным опорным пунктом при обороне Пскова. А значительно углублённый и расширенный ручей превратился в большой крепостной ров, прикрывавший южную стену крепости.

Первый - генеральный - штурм псковской крепости войска Батория предприняли 8 сентября 1581 года, в день Рождества Богородицы. Они пытались ворваться в город через проделанный артиллерийским огнём пролом в стене между Свинорской и Покровской башнями. После ожесточённого сражения осаждавшие были отбиты с большими для них потерями. Псковичи были уверены, что Божия Матерь услышала их молитвы и помогла им. Они дали обет построить после войны в Покровском монастыре церковь во имя Рождества Богородицы.

Н. С. Ильинский в «Историческом описании города Пскова и его пригородов...» (Ч. 5. 1795. С. 22) сообщил: «В знак сей победы и благодарности ко всемогущему Богу построена непо­далёку от Покровской церкви церковь же Рождества Пресвятой Богородицы». Митрополит Евгений Болховитинов в Хроноло­гическом списке древних псковских церквей (История княже­ства Псковского. Ч. 3. 1831. С. 143) уточнил, что храм Рожде­ства Богородицы у Покрова на Проломе построен в 1582 году. Н. Ф. Окулич-Казарин в «Спутнике по древнему Пскову» (2-е изд. 1913. С. 152) добавил, что её псковичи соорудили «вместе со своим храбрым воеводой, князем И. П. Шуйским... рядом с Покровской церковью».

Сначала церковь Рождества Богородицы была деревянной. Затем перестроили как Покровскую церковь, так и тёплую монастырскую трапезную, примыкавшую к стене холодного Покров­ского храма, и поместили там церковь Рождества Богородицы. Так получилась очень своеобразная, уникальная для псковской архи­тектуры сдвоенная церковь, состоявшая из двух частей, внешний вид которых был одинаков. Каждая из этих небольших церкву­шек имела свой световой барабан с главкой. У них была общая средняя стена, на которую опирались самостоятельные своды их перекрытий. Оба храма объединяла общая каменная двухпролётная звонница, поставленная на западной стене их четвериков. В 1839 году на ней висели три небольших колокола.

К сожалению, в XIX веке здание подверглось значительной перестройке, совершенно исказившей его древний облик. Была снесена обветшавшая звонница, и вместо неё к храму пристроили кирпичную колокольню, на которую поместили пять колоколов. Церковь с приделом подвели под четырёхскатную общую кров­лю с ложным деревянным восьмигранным барабаном и главкой. После войны 1941-45 годов в церкви находился склад оптовой бакалейной базы.

В 1961-64 годах по проекту архитектора-художника Всево­лода Петровича Смирнова, руководившего возрождением всего Покровского комплекса, сдвоенной церкви Покрова и Рождества Богородицы был возвращён прежний вид.

Лаконичность известий псковских летописей

Большинство сообщений псковских летописей о событиях XVI века были довольно подробными. Однако ход обороны от войск Стефана Батория в 7089-7090 (1581-1582) годах, как ни странно, изложен в них очень сжато. Псковская 1-я летопись на­звана так потому, что она стала первым печатным изданием одно­типных списков псковских летописей. Такое издание было осу­ществлено в 1837 году профессором Московского университета М. П. Погодиным, а затем повторено с уточнениями в четвёртом томе Полного собрания русских летописей, выпущенном в 1848 году Археографической комиссией. Там лишь кратко перечисле­ны отдельные события той осады. В переложении на современ­ный литературный язык это звучит так:

«18 августа 7089 (1581) года, в день памяти святых мучени­ков Флора и Лавра, пришли литовцы к Пскову. 26 августа, в день святых мучеников Адриана и Наталии, крепко Псков облегли.

1 сентября 7090 (1581) года (враги) начали копать к городу тран­шеи. Ночью 4 сентября поставили туры. В четверг 7 сентября в час дня начали бить из пушек. В пятницу 8 сентября, в Рождество Богородицы, в пятом часу дня начался большой приступ, и в тре­тьем часу ночи литовцев отбили. 20 сентября литовские гайдуки ударили камнем по чудотворной иконе мученика христова Дими­трия. В тот же день стрелец Игнаш сказал о подкопах. 23 сен­тября наши слухи (подкопы) с литовскими сошлись. 24 октября стреляли, поджигая ядра, в город. 28 октября литовцы пришли со щитами стену подсекать кирками и всякими приспособлениями.

2 ноября от реки Великой по льду подступали. 6 ноября, в день преподобного Варлаама, в четыре часа ночи ушли из траншей и пушки из туров выволокли. 1 декабря, в день святого пророка Наума, король ушёл из-под Пскова в Литву. 4 января (1582 года) была вылазка в Пески последняя. 9 января прислал пан канцлер ларец с обманом. 17 января во Псков прискакал гонец от послов Александр Хрущёв и сказал, что заключили мир с Литвою. 4 фев­раля польский гетман пан канцлер с силою литовскою отошёл от Пскова в Литовскую землю».

Синодальный список псковской летописи Археографическая комиссия включила в пятый том Полного собрания русских летописей, вышедший в 1851 году под названием Псковской 2-й лето­писи. Она кончалась известиями о событиях 1486 года, почти за век до баториевской осады.

Самую странную запись об этой осаде содержит так называе­мая Псковская 3-я летопись. Она опубликована во втором томе сборника «Псковские летописи», выпущенном издательством Академии наук СССР под редакцией А. Н. Насонова в 1955 году. (Туда вошло и переиздание Псковской 2-й летописи. А но­вое издание Псковской 1-й летописи составило первый том этого сборника, вышедший ещё перед войной, в 1941 году.) Сообщив о приходе 18 августа под Псков литовского короля «со многими ордами от 17 земель», Псковская 3-я летопись отметила лишь, что они простояли под городом 30 недель и, стену разбив, мно­го раз совершали приступы, но милостью Божией Псков был со­хранён. Никакие другие - конкретные - события осады в этом списке летописи даже не были упомянуты. Зато в них содержатся упрёки царю Ивану, имевшему около себя, в Старице, триста ты­сяч воинов, но не пославшему их на выручку под Псков, так как «страхом одержим был». Более того, летописец или более позд­ний переписчик утверждал, что царевича Ивана отец поколол за то, что тот стал говорить о помощи Пскову.

Псковских летописных списков с более подробным расска­зом об осаде Пскова прежним и современным исследователям пока обнаружить не удалось.

Патриотическая повесть

И всё же яркое, подробное, патриотическое сказание о герои­ческой обороне города от войск Батория псковичи создали. По традициям того времени оно имело длинное, витиеватое назва­ние: «Повесть о прихожении литовского короля Стефана великим и гордым воинством на великий и славный Богом спасаемый град Псков, откуда и как и каким образом попустил его Бог на Русскую землю за грехи наши, и как по великой милости пребезначальной Троицы к нам, грешным христианам, от града Пскова со стыдом многим и с великим срамом отошёл». Для краткости это древнее произведение стали называть проще: «Повесть о прихождении Стефана Батория на град Псков». При этом слово «прихожение» получило букву «д» и стало произноситься чуть современнее, а именно как «прихождение».

В конце повести автор прямо указал, что она написана в Бо­гом спасаемом граде Пскове его жителем, «художеством изогра­фа», то есть иконописцем, причём он зашифровал своё имя циф­рами (каждая буква имела тогда цифровое обозначение). Заявлять прямо о своём авторстве было ещё не принято. Расшифровать это имя удалось не сразу. Митрополит Евгений Болховитинов в «Словаре историческом о бывших в России писателях духовного чина» (Т. 2. 1827) и в «Истории княжества Псковского» (Ч. IV. 1831. С. VII) приписал авторство «Повести» Серапиону - монаху Елеазарова монастыря, что под Псковом. В наше время признана достоверной расшифровка криптограммы, впервые опубликован­ная в 1952 году В. И. Малышевым (об этом см. ниже). По ней автором повести был иконописец Василий.

К сожалению, биография изографа Василия не известна. Из содержания «Повести о прихождении...» видно, что он был очевидцем событий и приближённым к руководителям оборо­ны. Иначе автор не мог бы рассказывать о содержании бесед в Москве И. П. Шуйского с царём, о сути королевских грамот, о показаниях пленных на допросах... К тому же он знал и о со­бытиях, предшествовавших осаде Пскова, так как начинал по­вествование с 7085 (1577) года, когда Иван Грозный, прибыв в Псков с царевичем Иваном, послал отсюда войска для усмире­ния Ливонии.

В своё время «Повесть» была широко известна и очень попу­лярна. Псковичи, гордившиеся героизмом своих предков, много раз переписывали и даже дополняли её. Она была проникнута па­триотическим духом, содержала не просто дневниковые записи, но и многочисленные художественные отступления. Не случайно сейчас «Повесть» изучают не только историки и краеведы, но и специалисты по древнерусской литературе.

Однако типографские издания «Повести», делавшие её до­ступной не только для изучавших древние рукописные тексты, но и для любителей русской истории, появились не скоро - лишь в XIX веке.

Отрывки, цитаты из «Повести» Николай Михайлович Карам­зин привёл в девятом томе «Истории государства Российского», вышедшем в 1821 году. Уже первую фразу раздела «Славная обо­рона Пскова» он сопроводил примечанием со ссылкой на эту рукописную «Повесть». При этом знаменитый автор «Истории...» сообщил, что пользовался двумя её списками XVII века. Затем ещё в десяти сносках Карамзин цитировал или ссылался на неё, называя её для краткости «Повестью о Псковской осаде». Кро­ме того, в одном из примечаний он сделал крупную выписку из рукописной «Повести о Псково-Печерском монастыре», крепость которого тоже выдержала осаду войсками Батория.

Большой рассказ о непобедимости псковской крепости Ка­рамзин завершил патетическим восклицанием, содержавшим высокую оценку этой героической страницы в истории России: «...то истина, что Псков или Шуйский спас Россию от величай­шей опасности, и память сей важной заслуги не изгладится в на­шей истории, доколе мы не утратим любви к отечеству и своего имени». Эти замечательные слова требуют лишь одного уточне­ния: вряд ли правильно как бы предлагать читателям самим опре­делить, чьи заслуги перед Россией выше. Между тем крепость выдержала осаду благодаря удачному сочетанию мужества его защитников с умелым руководством воеводы.

Весь текст «Повести о при­хождении...» впервые был из­дан профессором Осипом Мак­симовичем Бодянским в 7-м номере «Чтений в Император­ском обществе истории и древ­ностей Российских при Москов­ском университете» за 1847 год.

Он состоял секретарём общества и редактором этого издания, на­печатал в нём много других памятников древнерусской и славянской письменности. Бодянский сообщил в предисловии, что публи­куемый им список «Повести» «куплен в Петербурге на Толкучем рынке в 1842 году». Его предоставил действительный член Обще­ства, врач по специальности, известный любитель этнографии и археологии Иван Петрович Сахаров, преподававший палеографию в Александровском лицее и в училище правоведения. Он собрал большую коллекцию старинных рукописей, опубликовал такие сочинения, как «Славяно-русские рукописи» (1839), «Русские древние памятники» (1842), «Записка для обозрения русских древностей» (1851)... Книга Сахарова «Сказания русского народа о семейной жизни своих предков» издавалась трижды. Так увле­чения Сахарова в сочетании с научными занятиями Бодянского привели к первой публикации псковской «Повести о прихожде­нии...».

Бодянский в предисловии от 27 марта 1847 года отметил так­же, что использованный им список относится к XVII веку, но отличается от двух списков того же времени, которые цитировал Карамзин. И добавил: «Как жаль, что нам, при всех поисках на­ших, не удалось достать другого, также современного, списка, для сравнения и отметки неясного или сомнительного в нём!» (За последующие полтора века число известных списков «Повести» достигло сорока!) Указав, что «язык этой Повести есть так называемый Церковнославянский» (современные учёные предпо­читают именовать его древнерусским), Бодянский счёл нужным печатать текст соответствующим шрифтом (полууставом).

Если сравнить опубликованный Бодянским список с более ранними редакциями, обнаруженными после 1847 года, то легко заметить, что список, полученный им от Сахарова, как, очевид­но, и два списка, изученные Карамзиным, не имеют концовки с цифровой криптограммой, в которой автор зашифровал своё имя, а также фразы с его извинениями за возможные недостат­ки «Повести». Поздние редакции утратили эту концовку, по­скольку новые переписчики вносили в «Повесть» дополнения, которых не было у первого автора. Таким образом, у Бодянского не было источника для определения автора «Повести», а ничем не обоснованное утверждение Болховитинова о составлении её «каким-то монахом Серапионом» явно вызвало у него сомнения. Завершая предисловие, Бодянский высказался по этому поводу так: «Предоставляем подтвердить или отвергнуть такое мнение нашим историкам».

Новые списки этой древней «Повести» не раз выявлялись и на Псковской земле. Порховский священник Александр Красноумов прислал в Псковский губернский статистический коми­тет рукописный текст «Повести», выполненный переписчиком в 1766 году. На общем собрании комитета 23 мая 1875 года извест­ный псковский краевед Иван Иванович Василёв доложил, что эта рукопись содержит значительные отличия от издания Бодянско­го, предложил издать новую редакцию в неофициальной части «Псковских губернских ведомостей» и обязался подготовить её к печати. Публикация была осуществлена в десяти номерах газе­ты с 6 ноября 1876 по 26 февраля 1877 года, а в 1878 году типо­графия губернского правления выпустила «Повесть» отдельной брошюрой.

Позднее Псковское археологическое общество (далее - ПАО) приобрело у местного купца-старообрядца Ильи Ивано­вича Булынникова ещё один список «Повести». Он был сделан на бумаге с водяными знаками 1773 года. На заседании ПАО 23 февраля 1903 года секретарь общества Фёдор Алексеевич Ушаков доложил подготовленное им предисловие для публи­кации полученного варианта «Повести». Её текстом с преди­словием Ушакова открывались Труды ПАО за 1903-1904 годы, отпечатанные в 1905 году псковской типографией «Труд и Зна­ние». Эта редакция, подобно опубликованной Бодянским, была одной из поздних и не имела указанной шифровки об авторстве. Из «Каталога славяно-русских рукописей Псковского музея-заповедника» (Псков, 1991) известно, что сейчас рукопись на­ходится в древлехранилище музея.

Там же хранится другой список «Повести о прихождении...», который указанным «Каталогом» тоже отнесён ко второй полови­не XVIII века. На первом листе этой рукописи почерком писца отмечено: «Списано со старинной рукописной книги, в библиотеке Казанской семинарии имеющейся». Особая ценность этой руко­писи состоит в том, что она содержит первоначальную редакцию «Повести» с авторской криптограммой. К сожалению, перепис­чик неточно расшифровал её, сделав своей рукой ещё одну над­пись на первом листе: «Анании Зографа псковитянина», то есть посчитал автором «Повести» какого-то Анания.

Значительный вклад в изучение «Повести» внёс заведующий рукописным отделом Института русской литературы (Пушкин­ский Дом) Владимир Иванович Малышев. По его инициативе из­дательство Академии наук СССР в 1952 году, впервые в советское время, выпустило «Повесть о прихожении Стефана Батория на град Псков» отдельной книгой. В отличие от издания Бодянского и двух псковских публикаций повести Василёвым и Ушаковым, содержавших поздние её редакции, Малышев подготовил к печа­ти выявленный им первоначальный текст повести и сопроводил его двумя статьями. В обширном вступительном очерке он пере­сказал ход Ливонской войны и подчеркнул, что «среди воинских повестей XVI века, отразивших героическую борьбу русского народа за свою национальную независимость, «Повести...» бесспорно принадлежит одно из первых мест».

В. И. Малышев в подстрочном примечании к криптограмме, скрывавшей имя автора, впервые опубликовал её правильную расшифровку, причём отметил, что пользовался рукописью, хранящейся в Вязниковском районном музее Владимирской области. В этой рукописи на полях «скорописью XIX в. написано слово Василий». До этого, ещё в 1940-х годах, в учебниках и в монографиях по истории русской литерату­ры академик Александр Сергеевич Орлов, руководивший с 1933 года созданным им Отделом древнерусской литературы Пушкин­ского Дома, в статьях об этой повести не говорил, как звали её автора, лишь предполагая, что он был псковским иноком.

Большое научное значение имеет заключительная статья Ма­лышева, содержавшая «Краткое описание редакций и списков «Повести». Он первым разделил списки на более ранние, отно­сившиеся к основной редакции «Повести», и на позднейшие, в которых усилено прославление роли чудотворных икон Псково-Печерского монастыря и куда включён рассказ о видении слепым кузнецом Дорофеем Богородицы со святыми на крепостных сте­нах города. Поскольку опубликованный им текст ранних редак­ций «Повести» не содержал рассказа о видении Дорофея, Малы­шев поместил этот рассказ в приложения к книге. Там же дана полезная «Библиография» публикаций, в том числе и малоизвест­ных, об осаде Пскова.

Ответственным редактором этой публикации «Повести» был Дмитрий Сергеевич Лихачёв, а рецензию для журнала «Известия Академии Наук СССР» по отделению литературы и языка (Т. 12. Вып. 2. 1953. Март-апрель) подготовил академик Михаил Николаевич Тихомиров. Подробно рассмотрев достоинства и неко­торые недостатки издания, он подчеркнул большую познаватель­ную ценность научной работы Малышева.

Владимир Иванович Малышев пользовался популярностью в учёном мире. Издан роман о нём и множество воспомина­ний, в том числе академиков Д. С. Лихачёва и А. М. Панченко; в Пушкинском Доме ему посвящались «Малышевские чтения». Тесные отношения связывали Малышева с такими известными псковичами, как создатель древлехранилища Псковского музея-заповедника Леонид Алексеевич Творогов и профессор-филолог Евгений Александрович Маймин, отметивший в очерке о нём («Псковская правда» от 13 октября 1994 года), как часто Малы­шев бывал в Пскове и как любил наш город.

Малышевское издание 1952 года было академическим и воспроизводило текст «Повести» на древнерусском, трудно воспринимаемом сейчас языке подлинника. Поэтому Тихомиров в рецензии справедливо упрекнул Малышева, оставившего текст баз перевода. Рецензент добавил: «В силу этого красота повести понятна далеко не каждому читателю, а ведь наша задача заклю­чается в популяризации науки, а вовсе не в том, чтобы эту науку сделать достоянием лишь немногих». В последние десятилетия издатели учли этот недостаток и стали печатать одновремен­но и перевод «Повести» на современный литературный язык. В частности, так сделано в сборниках «Воинские повести Древней Руси» (Л., 1985), «Памятники литературы Древней Руси. Вторая половина XVI века» (М., 1986), «Библиотека литературы Древней Руси» (Т. 13. СПб., 2005).

Для всех этих сборников перевод «Повести», а также ком­ментарии и примечания к ней готовила кандидат филологических наук, доцент кафедры литературы Псковского педагогического института (ныне - университета) Валентина Ильинична Охотникова. Её же перевод «Повести» вошел в книгу В. А. Волкова «Русская рать: богатыри, витязи и воеводы» (М., 2005). Сборник «Псковский край в литературе», посвященный 1100-летию горо­да (Псков, 2003), открывается подготовленной ею главою «Лите­ратура древнего Пскова» с анализом и этой повести. В наш сбор­ник «Повесть о прихождении...» тоже включена в переводе и с примечаниями В. И. Охотниковой, как и выдержки из «Повести о Псково-Печерском монастыре», касающиеся осады Пскова и этой обители в 1581-1582 годах.

Иконы с видом Пскова

Рассказ ослепшего псковского кузнеца, старца Дорофея, ютившегося в келье при Покровском монастыре, о видении им 27 августа 7089 (1581) года Богородицы и сопровождавших её свя­тых на крепостной стене Пскова уже к 1603 году вошёл в «Повесть о Псково-Печерском монастыре». Из неё этот сюжет перенесли в более поздние редакции «Повести о прихождении Стефана Бато­рия на град Псков». Он послужил основой для написания псковича­ми уникальных икон с видом Пскова времён баториевской осады.

Первые иконописцы, использовавшие этот сюжет, уделяли главное внимание именно явлению Божьей Матери в осаждён­ном Пскове. А изображение отдельных городских объектов слу­жило фоном и пояснением, где появлялась Богородица. Её образ с предстоявшими святыми, в том числе и с местными, давался на иконе трижды: на крепостной стене, у Покровской башни и в ограде Покровского монастыря, а также были показаны Псково-Печерский, Мирожский монастыри, церковь Симеона на Желез­ной горе. Икона создавалась прежде всего для Покровской мона­стырской церкви, стала её храмовой святыней и называлась «Об­раз Богородицы Псково-Покровский». Размер иконы 102 х 80 см.

В 1922 году её богатый оклад был реквизирован при изъятии церковных ценностей, а икону передали Псковскому музею. В 1944 году оккупанты вывезли её из Пскова. На выставке в Мюн­хене она экспонировалась в 1970 году как находящаяся в частной коллекции. Переговоры о её возвращении длились 30 лет. Помог­ло содействие президента В. В. Путина. Наконец 7 сентября 2001 года, в 420-ю годовщину героической обороны Пскова от войск Батория, икону торжественно доставили в Троицкий собор. Круг замкнулся, когда современ­ные местные иконописцы со­ставили с неё список, который был передан в церковь Покро­ва и Рождества Богородицы в Углу, ставшую действующей.

Храмовая икона Покров­ской церкви пользовалась в Пскове широкой извест­ностью. Императрица Анна Иоанновна, часто бывавшая здесь, поместила список с неё в Петропавловский при­дел Успенского собора Мо­сковского  Кремля  и  часто молилась перед нею во время войны с турками.

В 1740 году из Московского Кремля икону украсили золотым окладом с крупными драгоценными камнями. Исчезновение иконы в советское время тоже приходит­ся связывать с реквизицией церковных ценностей.

Ещё один список Псково-Покровской иконы, относящий при­мерно к началу XIX века, находился в церкви Богоявления с Запсковья и имел немало изменений в изображении псковских по­строек. Вывезенный во время фашистской оккупации, он остаёт­ся в безвестности.

Иконописцы петровских времён обратили внимание на крупноформатные чертежи псковской крепости, составлявшие­ся по указанию царя для определения требовавшейся починки башен и стен. (Один из них, сделанный в 1694 году, прилага­ется к настоящей книге.) Появилась возможность более точно изображать на иконах очертания крепости и размещать на ней многочисленные церкви. Для этого пришлось значительно уве­личить размеры икон. Дошедшие до начала XX века иконы но­вого типа («извода») создавались по заказу Псково-Печерского монастыря, поскольку они привлекали внимание к крестному ходу в Псков, ежегодно совершавшемуся оттуда в память об успешной обороне 1581-1582 годов. К сожалению, обе такие иконы, находившиеся в монастыре, из-за ветхости погибли не позднее 1920-х годов. Исследователи пользуются сделанными с них прорисовками. Они, в частности, опубликованы в прило­жении к «Памятной книжке Псковской губернии на 1860 год» и в книге И. К. Лабутиной «Историческая топография Пскова в XIV-XV вв.» (М., 1989. С. 16-17).

На этих иконах Богородица со святыми изображалась только один раз, на стене у Покровской башни, и не столь заметно. К тому же на зарисовках с них не указаны любопытные детали, увиден­ные Ф. В. Булгариным в 1835 году: «В монастырских воротах, при спуске с холма, висит картина, писанная на дереве, изобра­жающая избавление Пскова от осады поляков чудотворным об­разом Божией Матери. Эта картина, писанная русским иконопис­цем, без сомнения, современная. (Утверждение сомнительно. - Н. Л.). Псков представлен в плане и в перспективе. Далее поль­ский лагерь и батареи. Перед городскими воротами крестный ход. Святители в полном облачении. Бояре в высоких шапках, в нарядных кафтанах, с обнажёнными саблями. Воины с ружьями и бердышами. Чудотворную икону, в киоте, несут на носилках бояре и святители. Костюмы сохранены в точности. Наверху надпись, в которой Стефан Баторий назван Степаном Абатуром». (Цит. по кн.: Святыни и древности Псковского уезда. По дореволюционным источникам. Псков, 2006. С. 94-95).

На ещё одной, последней иконе этого извода, неизвестный изограф указал, что завершил её 6 сентября 1784 года при императрице Екатерине Алексеевне «из старого изображения усер­дием помещицы госпожи инженер-майорши Анны Стефановны Румянцевой на поклонение всем православным христианам». Она предназначалась для часовни Владычного креста (см. о ней ниже). 75 лет, считая с 1784 года, столичные исследовате­ли не знали о существовании под Псковом этой часовни и её своеобразной иконы. О ней рассказал известный общественный деятель, историк и археолог, художественный критик Влади­мир Васильевич Стасов (1824-1906). Летом 1859 года вместе с академиком Иваном Ивановичем Горностаевым они изучали в Пскове памятники старины и во дворе Мирожского монастыря под навесом обнаружили икону, доставленную для реставрации из-за имевшихся утрат живописного слоя. Горностаев сделал прорисовки изображённого на иконе (они помещены в указан­ной книге Лабутиной, с. 14-15). А Стасов опубликовал статью об иконе в «Сборнике чертежей Москвы, её окрестностей и го­рода Пскова XVII столетия» (СПб., 1861).

Зарисовки этой иконы многократно публиковались в до­революционной псковской краеведческой литературе и в наше время. Первым из псковичей её сделал известный краевед Иван Иванович Василёв, получивший за свои труды звание Почёт­ного гражданина города Пскова. Она послужила иллюстрацией к переводу с польского «Дневника последнего похода Стефана Батория на Россию. (Осада Пскова)», изданному в 1882 году, и через 30 лет - к «Спутнику по древнему Пскову» Н. Ф. Окулича-Казарина. (Обе эти книги переизданы в истекающем десятиле­тии и стали доступными современным читателям.) Срисовывая икону, Василёв так увлёкся изображением архитектурных де­талей, что вообще не воспроизвёл Богородицу со святыми на крепостной стене возле Покровской башни. (В нашем сборнике прорисовку иконы см. на с. 420.)

В статье об иконе Стасов отметил, что часовня Владычного Креста одиноко «стоит посреди поля... Внутри часовня совер­шенно пустая, и лишь на стене, противоположной входной две­ри, помещён... огромный образ... (В переводе в метрическую систему его длина 385 см, а высота 210 см. - Н. Л.) Образ этот имеет чрезвычайную важность для истории древнего Русского искусства». Отметим, что поле называлось тогда гнилковским, так как принадлежало крестьянам пригородной деревни Гнили­ще, а теперь на этом месте стоят большие дома, построенные на перекрёстке Рижского проспекта и улицы Юбилейной для воен­нослужащих дивизии.

Через 50 лет после Стасова секретарь Псковского церков­ного историко-археологического комитета, настоятель Ново-Успенской церкви Александр Ляпустин, осмотрев часовню по заданию архиепископа Арсения, доложил на собрании комите­та 10 июня 1910 года, что «некоторые стёкла в окнах разбиты, а брошенные внутрь камни только по счастливой случайности не повредили св. иконы... Кроме того, часовня, вследствие отдалён­ности от города и своего положения в открытом поле, по необхо­димости всегда закрыта», хотя представляет «значительный ин­терес как для местных любителей старины, так и для случайных посетителей нашего древнего города». По решению комитета и с согласия Псково-Печерского монастыря икона той же осенью была перенесена в правый придел Троицкого собора. В 1930-е годы при открытии в соборе антирелигиозного музея икону пере­дали краеведческому музею. Сейчас она экспонируется на втором этаже Поганкиных палат.

В соседнем зале музея находится ещё одна, значительно мень­шая по размеру (68 х 60 см) икона, тоже посвященная видению старца Дорофея и относящаяся к екатерининской эпохе. Её при­нято называть «иконой Жиглевича», поскольку она была накреп­ко прикреплена к стене Железной линии Гостиного двора рядом с тремя лавками купца Ивана Ивановича Жиглевича. Эта икона занимает промежуточ­ное положение между обра­зом Псково-Покровской Бо­городицы и иконами второго извода. На ней Богоматерь изображена на фоне горо­да два раза (если не считать носимой крестным ходом чудотворной иконы Успе­ния из Псково-Печерского монастыря), а с другой сто­роны, воспроизведено боль­ше построек, чем на иконах первого извода, в том числе Прорисовка «иконы Жиглевича» относящихся к послебаториевскому времени. На снимке и в прорисовках «икона Жиглевича» воспроизведена в указанной книге И. К. Лабутиной и в сборнике «Древний Псков. История, искусство, археология. Новые иссле­дования» (М., 1988).

И всё же, учитывая значимость для исследователей и рестав­раторов изображений Пскова на иконах и необходимость сопоставления вида отдельных объектов на каждой из них, следует обязательно издать солидный труд, специально посвященный этим иконам, а также и старинным чертежам псковской крепости.

Крестный ход

Из «Повести о прихождении Стефана Батория на град Псков» видно, как часто во время осады псковичи просили защиты и помощи у Бога и Богородицы, постоянно молясь в Троицком соборе и часто совершая крестный ход.

Ещё до начала осады, узнав, что враги приближаются к Пско­ву, горожане и воины во главе с игуменом Печорского монасты­ря Тихоном и настоятелем Троицкого собора протопопом Лукой, со святыми крестами, чудотворными иконами и мощами князя Всеволода-Гавриила обошли вокруг всего города, «зажигая в сердцах жажду подвига и веру в благородное дело». Чудотворная икона Успения Богородицы в житиях из Печорского монастыря находилась тогда в Пскове, и ею во время крестного хода тоже благословляли православный люд.

Убедившись, что главный удар враги готовятся нанести по южной стене крепости, возле Покровского монастыря, пско­вичи 5 сентября совершили к нему новый крестный ход. Весь день 8 сентября, во время первого, самого яростного штурма, в Троицком соборе шло богослужение. А когда силы защитни­ков крепости стали слабеть и войска Батория ворвались в про­лом, захватив Покровскую и Свинорскую башни, крестный ход из Троицкого собора с печорскими иконами и другими святы­нями вновь пришёл к проломному месту. Воодушевлённые за­щитники Пскова смогли уничтожить засевших в башнях врагов, очистить от них место пролома и преследовали отступавших за пределами крепости.

Осада продолжалась ещё пять месяцев. И всё это время Троицкий собор «беспрестанно, день и ночь, молил Бога об из­бавлении града Пскова от нынешних бед». А крестный ход со святынями трижды в неделю приходил к этому опасному про­ломному месту, уже защищенному изнутри дополнительной де­ревянной стеной, засыпанной массой земли, и новым глубоким рвом с вбитыми в дно частыми острыми кольями.

С ноября 1581 года часть войск Батория пыталась захватить Успенский Псково-Печерский монастырь, вокруг которого ещё в 1565 году при игумене Корнилии были возведены крепостные стены. Но и здесь, вынося на стены святые иконы, защитники отбили несколько штурмов и выдержали трёхмесячную осаду. Как свидетельствует «Повесть о Псково-Печерском монастыре», во время этой осады насельники монастыря, а также прихожа­не тайловской Николаевской церкви и жители других волостей дали обет ходить каждый год, в седьмую неделю после Пасхи, со святыми иконами и крестами в Псков, чтобы возблагодарить Бога и Богородицу за заступничество. 19 лет свой обет Печорская обитель выполняла по собственной инициативе. А в 1601 году епископ Псковский и Изборский Геннадий утвердил офи­циальный порядок этого крестохождения. Переписка монастыря с епископом по этому поводу и подробный «чин и устав крест­ного хода» были включены в упомянутую «Повесть о Псково-Печерском монастыре».

Несмотря на постройку в XIX веке Псково-Рижского шоссе, крестный ход продолжал пользоваться прежней дорогой, когда-то называвшейся Большой Московской. Она была короче ново­го шоссейного тракта, ответвлявшегося в Изборске в сторону Печор, но старым путём уже мало кто пользовался из-за вязкого песка. Краевед Г. К. Евлентьев в заметке «Старым Печерским трактом» («Псковские губернские ведомости» от 4 октября 1875 года) отмечал, что от Печор на протяжении более 20 вёрст, вплоть до деревни Борок, не встречалось по дороге никакого жилья, так как ближайшие деревеньки прятались за лесом и с дороги были почти не видны. На 21-й версте от Пскова крестный ход оста­навливался в имении Халахальня для пения молебнов.

Более длительная остановка, на два дня, делалась в 12 вер­стах от Пскова, в большой деревне Логозовичи. Там через 70 лет после осады Пскова Печорский монастырь устроил приписную мужскую обитель. В 1652 году печорский архимандрит Митрофан построил в ней деревянную церковь во имя Сретения чудот­ворной Владимирской иконы Пресвятой Богородицы. Название не случайно, поскольку главная чудотворная икона монастыря «Умиление Божией Матери», носимая тем крестным ходом, яв­ляется списком с известной Владимирской иконы Богородицы.

В воскресный день седьмой недели после Пасхи (то есть в неделю памяти о святых отцах первого Вселенского собора, проходившего в 325 году) крестный ход из Печорского монастыря подходил к Пскову и останавливался в трёх верстах от города, у часовни Владычного креста. По преданию, новгородский вла­дыка когда-то поставил здесь крест на месте кровавой битвы. Неизвестно, когда именно после учреждения в 1601 году этого крестного хода Печорский монастырь построил на этом месте каменную часовню и впервые поместил в ней упоминавшуюся икону Сретения Богородицы с видом Пскова времён баториевской осады. Одновременно сюда же, к часовне Владычного креста, из Троицкого собора прибывал встречный крестный ход с множеством богомольцев. После встречи и торжественно­го богослужения все направлялись в город.

В воскресенье и понедельник служба перед принесёнными иконами совершалась на псковском подворье Печорского мона­стыря, где в своё время игумен Корнилий построил храм Одигитрии, и в Троицком соборе, который открывали по этому случаю в первый раз после зимнего перерыва. Во вторник той же недели «святых отцов» после водосвятия на реке Великой печорские и псковские иконы крестным ходом обносили вокруг крепостных стен. У Баториевого пролома пели «Вечную память» воинам и горожанам, павшим во время той памятной осады. В среду крест­ный ход из Троицкого собора провожал печерян до «Владычного креста».

До революции не раз обращали внимание на то, что этот крестный ход совершается в благодарность за спасение Пскова от нашествия войск Батория, но проводится через полтора месяца после Пасхи, то есть весной, хотя осада началась в конце лета, а завершилась в конце зимы. Объяснения этому несовпадению нет ни в переписке монастыря с епископом Геннадием, ни в самом чине крестохождения. Там не сказано, когда крестный ход должен выходить из монастыря, где и когда делает остановки, когда при­бывает в Псков и в какой день совершает обход вокруг крепости.

Архиепископ Псковский, Лифляндский и Курляндский Евге­ний (Евфимий Болховитинов) в «Описании Псково-Печерского первоклассного монастыря» (Дерпт, 1821) повторил известие «Повести о... монастыре», сообщившей об обете братии совер­шать крестный ход, но не объяснил, почему заранее было решено увязывать его с седьмой неделей после Пасхи. Чуть ниже автор отметил, что в 1601 году, когда епископ Геннадий утвердил поря­док крестохождения, был «неурожай хлеба, зимой подопревшего под снегом, а с весны сгнившего от беспрестанных дождей, и от­того происшедший народный голод возбудил и в народе большее желание и усердие» к учреждённому крестному ходу. Болховити­нов уточнил, что «первый такой крестный ход в 1601 и второй в следующем году совершён был с отличнейшими обрядами и со всеобщим благоговением, а с тех пор ежегодно продолжается и доныне». Очевидно, в 1601 году крестный ход обошёл крепост­ную стену Пскова во вторник седьмой недели после Пасхи, что и стало традицией.

В краеведческой литературе есть и другие объяснения про­ведения крестного хода в это время. Преподаватель Псковской духовной семинарии иеромонах Иосиф (Иван Гаврилович Баже­нов) в статье о крестных ходах в Пскове («Псковские губернские ведомости» от 23 октября 1857 года) напомнил, что чудотвор­ная икона Умиления Божией Матери, приносимая из Псково-Печерского монастыря, является списком с Владимирской иконы, память которой православные отмечают 21 мая. А по Пасхалии можно убедиться, что в 1601 году, когда составлялся порядок это­го крестного хода, Пасха была 7 апреля, а 21 мая приходилось на вторник седьмой недели после Пасхи. Краевед и младший чи­новник особых поручений при псковском губернаторе Михаил Львович Миротворцев в очерке «Псково-Печорский монастырь», напечатанном в «Памятной книжке Псковской губернии на 1860 год», объяснял это несоответствие так: «Обитель окончательно избавилась от врагов зимою; но крестный ход учреждён в весен­нее время по той причине, что празднование Владимирской ико­ны Божией Матери полагается 21 мая, а этому числу в 1581 году соответствовал вторник седьмой недели по Пасхе».

Этот очерк Миротворцева, как и брошюра Болховитинова о монастыре, а также упомянутые путевые заметки Евлентьева переизданы в сборнике «Святыни и древности Псковского уезда. По дореволюционным источникам» (Псков, 2006).

Ещё один крестный ход из Троицкого собора, связанный с воспоминаниями о баториевской осаде, ежегодно совершался чуть раньше, в воскресенье шестой недели после Пасхи. Её на­зывают неделей о слепом. Тогда крестным ходом псковичи при­носили святые иконы к церкви Покрова и Рождества Богородицы с Пролома, где в начале осады слепой кузнец Дорофей рассказал о видении Богородицы на крепостных стенах Пскова.

Так крестными ходами псковичам постоянно напоминали о героической обороне города от войск Стефана Батория.

Литература об осаде

В исторической и краеведческой литературе рассказы об этой славной странице в истории России и Пскова всегда занимают видное место.

Первым значительным трудом, специально посвященным Пскову, стало «Историческое описание города Пскова и его древ­них пригородов с самого их основания, заключающее в себе мно­гие достойные любопытства происходимости, составленное из многих древних летописцев, надписей, записок из Российской истории Николаем Ильинским». Оно состояло из шести частей, вышедших за шесть лет, с 1790 по 1795 год. В пятой части, за­ключающей в себе «Деяния города Пскова по духовным, воин­ским, гражданским и политическим делам от 1577 по 1692 год», 44 страницы из 62-х посвящены осаде Пскова Баторием.

В одном из примечаний к тексту этой главы автор отметил, что сведения он черпает из «Истории» князя Михаила Михайловича Щербатова, пользовавшегося при описании осады «чужестран­ными писателями». Поэтому в основном тексте слабо раскрыты отдельные события тех героических месяцев и главное внимание уделено переговорам о перемирии. Однако многие страницы этой главы Н. С. Ильинский почти целиком заполнил подстрочными примечаниями, и в пяти из них он поместил большие выдержки из «древнего летописца, находящегося в церкви Покрова Пресвятой Богородицы». Из содержания этих цитат видно, что он пользо­вался псковской «Повестью о прихождении Стефана Батория...», хотя и не привёл её название, приняв за старинную местную лето­пись. Так чиновник и историк Николай Степанович Ильинский, служивший с 1781 по 1795 год в Пскове, не сознавая этого, рань­ше Карамзина частично ввёл эту «Повесть» в научный оборот.

Более обстоятельно осветил события баториевской осады в «Истории княжества Псковского» Евгений Болховитинов, бывший псковским архиепископом с 1816 по 1822 год. В первой части своего труда он отвёл этой теме всю 13-ю главу, почти 60 страниц. В описании осады Пскова Болховитинов широко поль­зовался псковской «Повестью о прихождении...», хотя такое на­звание тоже не применял. В четвёртой части этой книги среди рукописных источников для составленной им Сокращён­ной псковской летописи, да и самой «Истории княжества Псковского» он указал: «3) монаха Серапиона Описание осады Пскова королём Бато­рием; 4) Летопись Покровской церкви на Проломе о том же».

Выше уже отмечалось, что современные исследователи считают автором «Повести о прихождении...» не монаха Се­рапиона, а изографа Василия.

А Летописью Покровской церкви явно является тот самый «древний летописец», который цитировался Ильинским. Из сообщения Болховитинова о составе королевского войска (Ч. 1. С. 203) видно, что «Повесть» и «Покровская летопись» не совпадают в деталях.

«История княжества Псковского» была напечатана типогра­фией Киево-Печерской лавры лишь в 1831 году, когда Евгений Болховитинов был уже киевским митрополитом. (Недавно, в конце 2009 года, она переиздана областной типографией в серии книг «Псковская историческая библиотека».) Яркое описание им перипетий Ливонской войны привлекло внимание его современ­ников. Уже через два года барон Егор (Георгий) Фёдорович Розен (1800-1860) издал историческую драму в стихах «Россия и Баторий». В следующем, 1834 году неизвестный автор, скрывшийся под инициалами «А. А.», опубликовал в Москве исторический роман в четырёх частях «Иван Грозный и Стефан Баторий». И одновременно тот же барон Розен завершил стихотворную траге­дию в 5 действиях и 8 картинах «Осада Пскова».

1 октября 1834 года в присутствии императора Николая I эту трагедию исполнили на сцене столичного Александрийского теа­тра. Успеха она не имела и после третьего представления там не возобновлялась. Но через 60 лет, воскресным вечером 18 декабря 1894 года, на частной сцене в доме А. И. Качева на Петропав­ловской улице товарищество драматических артистов под управ­лением И. К. Уралова, гастролировавшее в Пскове, поставило трагедию «Осада Пскова» в бенефис артиста Ф. Л. Лазарева. В рецензии «Псковского городского листка» отмечалось, что пьеса весьма интересна для псковичей и очень патриотична, «но это не помешало ей быть скучной».

В своё время барон Розен был известным и весьма плодо­витым автором. Эпоху Ливонской войны он не оставил и через 23 года на основе «Осады Пскова» сочинил другую трагедию в стихах - «Князья Курбские», которую издал в 1857 году. Она не получила сценического воплощения, как и большинство других его драматических произведений («Пётр Басманов», «Дочь Ио­анна III»...). Исключение составляет сочинённое им по заказу М. И. Глинки либретто к опере «Жизнь за царя» (шедшей в со­ветское время под названием «Иван Сусанин» с новым текстом поэта Сергея Городецкого). Среди множества критических статей барона Розена были отзывы на пушкинскую драму «Борис Году­нов» и рецензия на «Историю Пугачёвского бунта». Биографы барона всегда отмечали, что по рекомендации Карамзина импе­ратор в августе 1835 года назначил Розена секретарём 17-летнего наследника престола Александра Николаевича и в 1838-1839 го­дах он сопровождал будущего императора в длительном путеше­ствии по Западной Европе.

Капитальный труд Болховитинова «История княжества Псковского» стал одним из основных источников и для дореволюционных псковских краеведов. Преподаватель русской словес­ности губернской мужской гимназии Николай Иваницкий лучши­ми страницами этой книги считал описание событий 1581-1582 годов. Для торжественного акта в гимназии он подготовил по ним сообщение, которое 19 декабря 1839 года прочёл один из его уче­ников. Затем 21 февраля 1840 года «Псковские губернские ведомости» напечатали этот доклад без указания автора. Переехав из Пскова в родную Вологду, Иваницкий помог одному из учеников местной гимназии сделать и там аналогичное сообщение на пу­бличном акте 23 ноября 1841 года, а сам продекламировал своё стихотворение «Бородинская битва». В следующем году эти сти­хи напечатал столичный журнал «Маяк», с которым сотрудничал автор. Очевидно, стихотворение «Приступ Стафана Батория ко Пскову», появившееся тогда в том же журнале без подписи, тоже принадлежало Николаю Ивановичу Иваницкому. Позднее он стал директором псковской гимназии, опубликовал краеведческие «Исследования о времени основания г. Пскова». (Эта брошюра перепечатана в № 25 журнала «Псков» за 2006 год в качестве приложения к биографическому очерку об Иваницком).

«Псковские губернские ведомости», печатая серию краевед­ческих статей под общим названием «Исторические воспомина­ния», 29 октября 1847 года поместили очерк «Пролом в псков­ской стене Стефана Батория». Его текст оказался извлечением из «Истории государства Российского» Н. М. Карамзина. Так газета старалась, чтобы земляки не забывали эту славную страницу сво­ей истории.

Новый важный источник для изучения истории Ливонской войны появился в 1867 году. По поручению Императорской Академии наук профессор Петербургской духовной академии Михаил Иосифович Коялович опубликовал ряд рукописей, хранившихся в столичной Публичной библиотеке. Они составили объёмистый сборник (836 страниц), выпущенный под названием «Дневник последнего похода Стефана Батория на Россию (осада Пскова) и дипломатическая переписка того времени, относящаяся главным образом к заключению Запольского мира (1581-1582 гг.)». Сбор­ник открывался письмами секретаря королевской канцелярии ксендза Пиотровского к маршалу Андрею Опалинскому, состав­ленными в виде дневниковых записей во время похода 1581 года и осады Пскова. Далее следовали тексты 309 документов на поль­ском и латинском языках. В конце книги давался краткий перевод «Дневника» и документов.

Естественно, что псковичам хотелось иметь более полный перевод «Дневника». Первая такая попытка была предприня­та через семь лет и оказалась неполной. По просьбе секретаря Археологической комиссии при Губернском статистическом ко­митете краеведа Константина Григорьевича Евлентьева старший адъютант губернского воинского начальника штабс-капитан Лев Михайлович Гуляев перевёл на русский язык отрывки из «Днев­ника», относящиеся к ходу военных действий под Островом и Псковом. По мере готовности его перевод печатался в «Псков­ских губернских ведомостях» небольшими фрагментами с 7 сен­тября 1874 по 18 декабря 1876 года.

Полный перевод «Дневника» осуществил по своей инициа­тиве сын первого псковского краеведа, протоиерея церкви Нового Вознесения Николая Федотовича Милевского, уроженец Пскова Орест Милевский, преподававший историю в двух рижских гимназиях. Псковское археологическое общество на торжественном заседании 8 сентября 1881 года, посвященном 300-летию начала осады, решило опубликовать его перевод за свой счёт. Получив согласие ПАО на издание перевода, Орест Николаевич 15 декабря завершил обширное предисловие к «Дневнику», и с 16 января по 19 июня 1882 года «Псковские губернские ведомости» печатали этот перевод. В том же году ти­пография губернского правле­ния выпустила «Дневник» в пе­реводе Милевского отдельной книгой. Вместе с «Повестью о прихождении...» это издание стало в дальнейшем одним из главных источников для описа­ния осады Пскова Баторием.

Вскоре появилось ещё одно издание по истории Ливонской войны. Польский историк Игна­тий Полковский в 1887 году вы­пустил в Кракове новый сбор­ник исторических документов времён правления Стефана Ба­тория. В него вошли дневники участников баториевского похода 1580 года Яна Зборовского и Луки Дзялынского, во время которого военные действия проходили на юге Псковской земли и были взяты Великие Луки и некоторые другие русские крепости.

Академик Василий Григорьевич Васи­льевский в статье «Польская и немецкая печать о войне Батория с Иоанном Грозным», напечатанной в редактируемом им «Журнале Министерства народного просвещения» за январь-февраль 1889 года, назвал эти дневники превосходными источниками по исто­рии второго похода Батория на Россию. Их перевод на русский язык снова сделал наш земляк О. Н. Милевский, а Императорское общество истории и древностей российских при Московском университете в 1897 году выпустило его перевод под названием «Дневники второго похода Стефана Батория на Россию (1580 г.)».

В XX веке обе переводные книги Ореста Милевского не пе­реиздавались и стали библиографической редкостью. И только в наши дни благодаря усилиям псковских полиграфистов, истори­ков и краеведов они снова стали доступными для массовых чи­тателей.

В 2005 году областная типография в уникальной серии книг «Псковская историческая библиотека» выпустила сборник «Осада Пскова глазами иностранцев. Дневники походов Батория на Россию (1580-1581 гг.)». В нём помещены не только дневни­ки второго и третьего (последнего) походов Батория на Россию в переводах Милевского и с его предисловиями, но и обширный очерк доктора исторических наук, уроженца Пскова А. А. Михай­лова «Русь, Литва и Польша: история взаимоотношений и воен­ного дела» за XIV-XVI века, а также биографическая записка о переводчике, составленная псковским краеведом Н. Ф. Левиным.

Более подробная биография Милсвских опубликована в №№ 19 и 20 журнала «Псков» за 2003-2004 годы. Могила пер­вого псковского краеведа Николая Федотовича Милевского об­наружена на Дмитриевском кладбище Пскова, восстановлена местными энтузиастами на общественные средства и освящена 5 сентября 2005 года, к 140-летию со дня его кончины. Об этом событии было сообщено и рижским краеведам. Их усилия тоже увенчались успехом. Надгробный камень с могилы Ореста Нико­лаевича Милевского они отыскали на православном Покровском кладбище Риги, подняли и укрепили его на прежнем месте. По надписи на памятнике установлена и ранее неизвестная дата его смерти -7(19) июля 1900 года. Затем члены Пушкинского обще­ства в Риге взамен повреждённого изготовили и установили на кладбище новый надгробный памятник нашему земляку Оресту Милевскому.

Перевод О. Н. Милевским «Дневников второго похода Ба­тория» был малоизвестен даже в дореволюционное время. 4 мая 1910 года на общем собрании ПАО инспектор Псковского Сер­гиевского реального училища, член общества Михаил Иванович Помяловский зачитал доклад на тему «Диариуш (дневник) Яна Зборовского, каштеляна Гнсзнснского, о походе Батория в 1580 г.». Доклад был напечатан в седьмом выпуске Трудов общества. Как ни странно, докладчик не указал, откуда он извлёк этот истори­ческий документ, был ли он опубликован, и даже уверял слуша­телей, что дневник Зборовского «доселе ещё не введён в научный оборот». Между тем О. Н. Милевский ещё в 1899 году подарил библиотеке ПАО сто экземпляров этой брошюры. Один из них до сих пор находится в древлехранилище Псковского музея-заповедника, хотя и утратил последние десять страниц.

Несмотря на это замечание, следует признать, что доклад По­мяловского весьма интересен и содержит сведения о втором по­ходе Батория, извлечённые не только из дневника Зборовского, но и из других источников. Повествование докладчика, как и этот дневник, заканчиваются страшной сценой резни, устроенной 5 сентября 1580 года в сдавшихся Великих Луках, и распоряже­нием короля о постройке новой крепости на месте сгоревшей. Это ещё раз доказывает, что докладчик не пользовался перево­дами Милевского, в брошюру которого был включён и дневник Луки Дзялынского с более поздними записями о взятии Озерища, Заволочья...

В следующем, восьмом выпуске Трудов ПАО за 1911-1912 годы появилась статья начальника штаба 24-й пехотной дивизии полковника Генерального штаба Павла Александровича Орло­ва «Походы Стефана Батория на Россию и осада Пскова в 1581 году». Штаб дивизии и три его полка квартировали тогда в Пско­ве, а полковник Орлов 3 февраля 1910 года вступил в члены ПАО и проявил большой интерес к военной истории города. Эта статья стала первой из трёх его публикаций на эту тему. В ней он ис­пользовал переводы Милевским всех трёх упомянутых польских «Дневников» и псковскую «Повесть о прихождении...», которую он назвал русской летописной. Автор доступно и обстоятельно изложил события Ливонской войны, начиная с января 1577 года до её конца под стенами Пскова. По-военному чётко он рассмо­трел стратегию и тактику действий противников. К сожалению, четвёртую краеведческую работу (об Александре Невском) ему не удалось завершить из-за начавшейся войны. Полковник Орлов скончался от ран 2 июня 1915 года, и в 12-м выпуске Трудов ПАО за 1915-1916 годы был напечатан некролог и его портрет.

«Памяти незабвенных героев, оборонявших г. Псков в 1581 году» была посвящена малоизвестная брошюра «Русские горо­дища и города в связи с развитием русской государственности. (Краткий обзор древне-русской стратегии)», напечатанная в уездном городе Старица Тверской губернии в 1914 году. Её составил местный краевед, «учёный археолог, действительный член Императорского русского военно-исторического общества» (так он назван на титульном листе) Ф. И. Зубарев. Особое внимание в брошюре уделено псковской крепости и баториевской осаде.

28 февраля 1938 года академик Михаил Николаевич Тихоми­ров (1893-1965) опубликовал в армейской газете «Красный воин» статью «Оборона Пскова в 1581 году». Оценку значения этой обо­роны он дал в первом же абзаце: «В истории народов СССР знаменитая оборона Пскова в 1581 году занимает одно из видных мест. Псков выдержал длительную осаду и отбил от своих стен большое и хорошо вооружённое войско, во главе которого сто­ял один из лучших западноевропейских полководцев XVI века. Осада Пскова была последним этапом в долгой Ливонской войне, продолжавшейся почти 24 года».

Столь же высоко знаменитый историк оценил военную сла­ву города: «Псков с древнейших времён был сильнейшей крепо­стью на северо-западной окраине Руси. В течение четырех веков (с начала XIII в.) под его стенами терпели поражение немецкие, польские и литовские войска». И заключительной фразой ещё раз подчеркнул: «В военной истории России оборона Пскова от войск Батория является одной из самых блестящих страниц». Статья Тихомирова «Оборона Пскова в 1581 году» вошла в сбор­ник его публикаций «Российское государство XV-XVII веков», выпущенный издательством «Наука» уже после его смерти, в 1973 году. Туда же включили более крупную статью академика «Из истории борьбы русского народа за выход к морю», извлечён­ную из журнала «Военная мысль» за 1950 год (№ 2). В описании Ливонской войны вновь подчёркивалось: «Дальнейшее продви­жение польско-литовской армии было остановлено у стен «геро­ически оборонявшегося Пскова».

В октябре 1942 года в блокадном Ленинграде тиражом 10 тысяч экземпляров вышла небольшая (в сотню страниц) книга «Оборона древнерусских городов». Она имела не толь­ко научно-познавательную, но и патриотическую цель. Её авто­рами были историк, археолог Мария Александровна Тиханова и будущий академик Дмитрий Сергеевич Лихачёв. По словам Нины Петровны Осиповой, за­ведовавшей после Творогова древлехранилищем Псковского музея-заповедника, Дмитрий Сергеевич не раз вспоминал, как создавалась эта актуаль­ная в те дни книга. Работая над текстом, он уже не мог вставать и лишь брал нужные книги со стола. Эту книгу с приклеенной тонкой обложкой выпустили на газетной бумаге в холодной ти­пографии голодные печатники. И почти весь тираж отправили бойцам в окопы. Её заключи­тельные слова стали призывом к защитникам Ленинграда: «Не допустить наглых захватчиков в свой город!»

Во вступительной статье была высказана главная мысль кни­ги: «Много славных страниц героического сопротивления более сильному, численно и технически лучше оснащённому врагу вписали в историю Руси древнерусские города». Это показано на примерах Киева, Новгорода, Пскова, Азова, Троице-Сергиевского монастыря и Москвы. Более крупный очерк озаглавлен «Псков великий», и в нём основное внимание (три четверти текста) уде­лено «самым славным страницам боевой истории Пскова по­сле объединения его с остальной Русью - обороне от польско-венгерских войск короля Стефана Батория (1581-1582)». В нём подробно и ярко рассказано о событиях этой осады, о мужестве воинов и всех псковичей.

Этим же страницам польской и русской истории Валентин Саввич Пикуль посвятил свою новеллу «Закрытие русской «ла­вочки», вошедшую в первый том его двухтомника «Историче­ские миниатюры» (М., 1991). Лавочкой иезуиты называли свои представительства (конгрегации) в новых странах, в которых они пытались распространить католическую веру. Эту задачу в Рос­сии безуспешно пытался выполнить папский посланник Антонио Поссевино, участвовавший в мирных переговорах под Псковом между польскими и русскими послами. В новелле дана высокая оценка героизма защитников псковской крепости: «Сколько лет прошло с той поры, сколько подвигов вписал русский человек в летопись нашей боевой славы, но и по сей день оборона Пскова осталась в памяти России самой блестящей, самой непорочной страницей народного мужества!»

Среди научных работ послевоенных исследователей, специ­ально изучавших эти события русской истории, следует обратить внимание на статью профессора, известного археолога Анатолия Николаевича Кирпичникова «Оборона Пскова в 1581-1582 гг. и его крепостные сооружения в период Ливонской войны» в сборнике «Археологическое изучение Пскова» (Вып. 2. Псков, 1994). В ней псковская крепость характеризуется как наиболее мощная в Евро­пе. Список использованной им литературы составил 70 названий.

Совсем недавно и почти одновременно, к 1100-летнему юби­лею первого упоминания Пскова в летописи, псковские типогра­фии с готовых диапозитивов напечатали два художественных про­изведения на сюжеты обороны псковской и печорской крепостей от войск Батория. Большой исторический роман Юрия Леони­довича Деткова «Осадный колокол» имеет посвящение «Защит­никам земли псковской» и рисует широкую картину Ливонской войны и осады Пскова, основанную на имеющемся фактическом материале. В текст удачно вплетены небольшие цитаты из «По­вести о прихождении Стефана Батория на град Псков» и сделаны попытки обрисовать её автора - иконописца Василия.

Труднее дать положительную оценку роману Игоря Николае­вича Лощилова «Подарок Яна Замойского», вышедшему в следующем, 2003 году. Уже его первая фраза («Иван Молчун жил вне города, в Завеличье, на краю Извозной слободы») вызвала недоумение у псковичей. Здесь давно привыкли говорить «на За­величье» и «на Запсковье», причем приезжим трудно привыкнуть к местному ударению в этих словах на первом слоге. К тому же не было и слободы с таким названием, а ямщики селились не на Завеличье, а на другом конце города, за Петровскими воротами, в начале Старо-Новгородской дороги и Петровского посада.

Многие несуразности касаются Довмонтова города, якобы «отданного князю-наместнику и городской управе». К тому вре­мени уже более двух веков Княжий двор находился за его предела­ми, на краю Старого торга. Термин «городская управа» относится к более поздней эпохе, а где располагался орган самоуправления «земская изба» - неизвестно. Небольшое пространство Довмон­това города было застроено десятком церквей и стало религиоз­ным центром города с особой соборной избой для собраний ду­ховенства. Однако Лощилов поместил туда же, «на левый берег Гребли» (как будто у рва, вплотную примыкавшего к крепостной стене Крома, мог быть второй берег), слободу скорняков со зло­вонными ямами для скорняцких отходов. Через сотню страниц романа оказалось, что в Довмонтовом городе была ещё и выду­манная автором Гаванская слобода с Гаванскими воротами, веду­щими к гавани на Великой. (Можно предположить, что речь идёт о причале возле Смердьей башни, ворота которой выходили на берег Великой и на мост через Греблю.)

Во время осады Пскова слободу и поляну на правом берегу Великой южнее Покровской башни ещё не могли называть Выползовой. Это название сложилось в народе позднее в память об этих событиях (см. ниже). У подножия Гремячей горы, как и во всём Пскове, не было церкви святой Екатерины, при которой в лечебнице для раненых работала героиня романа Варя. Впрочем, дело не только в этих «историях с географией» и с названиями. В описание военных действий автор внёс немало отсебятины. Известно, что последний штурм псковской крепости кончился 2 ноября, а через четыре дня войска Батория ушли из траншей. Однако в книге появился ещё один, декабрьский штурм, во вре­мя которого враги якобы пытались ворваться в город у Гремячей башни, пустив по замёрзшей Пскове сани с порохом и взорвав «Верхние решётки». Одновременно немецкий отряд через «Га­ванские ворота» будто бы прорвался в Довмонтов город, но был разгромлен там, в основном горожанами.

Вымышленный декабрьский штурм автор увязал с поднесе­нием «адского» ларца, который должен был уничтожить воеводу И. П. Шуйского и других руководителей обороны. Но даже этот реальный эпизод, бывший не в декабре, а 9 января и давший на­звание роману, разукрашен надуманными фактами, как будто в Пскове заранее знали о готовящейся диверсии и, чтобы замочить порох, сумели уронить ящик с ларцом в воду при переправе через Великую, а затем устроили ложный взрыв около «судной пала­ты», где он вскрывался, и это послужило врагу сигналом для на­чала штурма...

Реальным историческим личностям, выведенным в романе, приписываются позорные поступки, не известные историкам. Много страниц книги уделено молодому князю Ивану Туренину, которого царь якобы послал с письмом в осаждённый Псков. По Лощилову, он попал в плен, согласился помогать врагам и открыть во время штурма те самые Гаванские ворота, вступил в сговор с князем-наместником Василием Фёдоровичем Скопин-Шуйским, который тоже не раз выставляется отрицательным героем; они вместе будто бы противодействуют воеводе Ивану Петровичу Шуйскому и пытаются опорочить его в глазах псковичей. Всё это, включая поездку Туренина в Псков, не подтверждается исто­рическими источниками. Дурной славы о Туренине и без этого достаточно, так как известно другое его преступление: участие в умерщвлении того же воеводы Шуйского, сосланного Борисом Годуновым в Кирилло-Белозерский монастырь.

В романе Лощилова на историческом фоне разыгрывается модное в наше время частное детективное расследование с любовными переживаниями некоторых героев, и потому читать его легко. Но он может дать читателям, привыкшим доверять печатному слову, превратное представление о реальных событиях обо­роны Пскова от войск Батория и её участниках.

Картины об осаде Пскова

Появление исторических и литературных произведений, по­вествующих о героической обороне Пскова, привлекло внимание и живописцев. В 1836 году выпускник Академии художеств Бо­рис Чориков посвятил этой теме одну из своих жанровых картин из русской истории, назвав её «Освобождение Пскова от осады Батория». В следующем году рисунок с неё был включён во вто­рую часть альбома «Живописный Карамзин, или Русская история в картинах», издаваемого Андреем Прево.

Одновременно, в связи с возведением в звание профессора Академии художеств, картину об осаде Пскова задумал знамени­тый автор прославленного шедевра «Последний день Помпеи» Карл Павлович Брюллов. Для работы над этюдами летом 1836 года он отправился в Псков. Вместе с ним академия направила сюда Фёдора Григорьевича Солнцева, только что получившего звание академика и прославившегося зарисовками русских ар­хитектурных и этнографических древностей. Они часто бывали у губернатора Алексея Никитича Пещурова, съездили в Псково-Печерский монастырь... Через 40 лет Солнцев в пяти номерах журнала «Русская старина» за 1876 год опубликовал интересные воспоминания о своей жизни, в том числе и об этой поездке. «Псковский городской листок» частично перепечатал их 24 октя­бря 1884 года.

По словам Солнцева, обдумывая сюжет картины, Брюллов в основном читал Карамзина, но не находил там нужных обра­зов. Затем по совету Солнцева он прочёл «Историю княжества Псковского» и восхитился описанием крестного хода к месту пролома. Над огромным полотном размером 482 х 675 см худож­ник работал с большими перерывами восемь лет, и всё-таки она считается не совсем завершённой. Это видно по большому чёр­ному пятну в правом нижнем углу картины. До революции она хранилась в музее императора Александра III (ныне - Русский музей С.-Петербурга), а в советское время была перевезена в Тре­тьяковскую галерею, но и там из-за размеров обычно не экспо­нировалась.

У псковичей само существование этой картины всегда вы­зывало интерес. Им было известно, что выполненная академиком А. И. Травиным копия выставлялась в залах Академии художеств. 14 марта 1870 года «Псковские губернские ведомости» в реклам­ном объявлении сообщили, что эта копия представлена для обо­зрения в Псковской публичной библиотеке и может быть продана.

Вероятно, её сразу купили у наследников академика, поскольку краевед К. Г. Евлентьев 30 июля 1873 года в заметке об исследовании псковских подземелий возле пролома упомянул, что копия находится у городского головы Петра Петровича Калашникова в его пригородном имении Корытово. Новых упоминаний об этой копии не встречалось, а дворец в имении сожгли в 1918 году.

Псковские дворяне Яхонтовы, владевшие несохранившейся усадьбой Камно (в 7 верстах западнее города) имели эскиз к карти­не Брюллова «Осада Пскова». Другой эскиз, размером 55х71 см, поступил в Русский музей из Царскосельского Александровского лицея.

Портретист и исторический живописец Фёдор Антонович фон Моллер, работавший под руководством Карла Брюллова, изготовил уменьшенную копию этой картины. Она хранится в Ива­новском областном художественном музее.

Журнал «Нива» за 1876 год (№ 2) воспроизвёл рисунок на дереве П. Медведева «Осада Пскова Стефаном Баторием», гравированный К. Вейерманом. Всё это свидетельствует о по­пулярности не только картины Брюллова, но и самого сюжета.

В 1999 году в связи с 200-летием со дня рождения Карла Брюл­лова подлинник его картины «Осада Пскова» экспонировался на юбилейной выставке - сначала в Русском музее, а затем в Тре­тьяковской галерее.

Недавно Псковский музей-заповедник осуществил давнюю мечту дать землякам более полное представление о картине Брюллова. По заказу музея в Москве была изготовлена с применением современных технологий репродукция картины «Осада Пскова» размером полтора на два метра. Псковичам её впервые показали 8 сентября 2006 года (см. ниже).

Менее известно живописное полотно знаменитого скульпто­ра барона Петра Карловича Клодта фон-Юренсбурга «Оборона Псково-Печерского монастыря». На ней полтора десятка воинов и монахов на помосте перед бойницами печорской крепости гото­вятся к отражению очередного штурма. Её репродукция имеется в книге архимандрита Псково-Печерского монастыря Тихона (Секретарева) «Врата небесные» (Печоры, 2007. С. 31).

Нам известно и художественное полотно зарубежного автора, которое изображает Ливонскую войну и осаду Пскова Баторием, но оно искажает исторические факты. В 1872 году известный польский художник Ян Матейко, создавая серию картин о важ­нейших событиях в истории Польши, завершил большое живо­писное полотно «Стефан Баторий под Псковом». На нём Баторий изображён восседающим на походном троне, установленном на шкуре русского медведя. А перед ним русские послы на коленях и павшие ниц бояре протягивают блюдо с хлебом-солью (иногда говорят - с ключами от Пскова) и умоляют о заключении мира.

Картина выставлена в Национальном музее Варшавы без правдивого пояснительного текста, и приезжающие в Псков по­ляки не верят рассказу о псковской крепости, выдержавшей эту осаду. Между тем ничего, подобного изображённому на карти­не Матейко, не было. Польско-литовский король Баторий выехал в Варшаву 1 декабря 1581 года, за два месяца до снятия осады, оставив под Псковом мёрзнувшие войска, прекратившие попытки взять крепость штурмом. До этого ни псковичи, ни царские послы не приезжали в польский лагерь на поклон к королю. Переговоры о перемирии начались под Псковом уже после его отъезда и про­ходили между послами на равных, без каких-либо унизительных сцен, со взаимными уступками. Героическая оборона Пскова вы­нудила послов короля отказаться от прежних требований контри­буции и передачи под его власть не только захваченных им Вели­ких Лук, но и Пскова, Новгорода, Смоленска, а России пришлось отказаться от претензий на занятую недавно Ливонию.

Самое удивительное, что рассмотрение картины Матейко с такой позиции было совсем не принято у искусствоведов. На международных выставках в Париже и Вене она получила самую высокую оценку, художник за неё был избран членом Француз­ской и Берлинской академий искусств. Восторженно отзывались о художественном творчестве Матейко, и об этой картине в част­ности, И. Е. Репин и В. В. Стасов. И очень редко, только вскользь затрагивался вопрос о её исторической правдивости. Такое отно­шение в немалой степени объясняется реакцией западных стран и демократических слоев русского общества на жестокое пода­вление польских восстаний 1830-х и 1860-х годов. Вероятно, те­перь, когда всё это осталось в далёком прошлом, настала пора воспринимать картину Матейко как прямое оскорбление России и Пскова, героизма русских воинов и псковичей.

300-летний юбилей победы

В 1880 году осуществилась давняя мечта псковичей, желав­ших создать местную краеведческую организацию. 30 июля ми­нистр народного просвещения утвердил устав Псковского архео­логического общества (ПАО), и 15 ноября «Псковские губернские ведомости» опубликовали его полный текст. Очередная «Памят­ная книжка Псковской губернии на 1881 год» во вступительной части перепечатала текст устава, а также поместила «Первый личный состав общества», состоявшего тогда из 25 действитель­ных членов. Общество ставило своей целью изучение памятни­ков древности и старины, их происхождения и значения.

На первом чрезвычайном собрании 26 октября 1880 года председателем общества был избран губернатор, действительный статский советник Михаил Борисович Прутченко. При обсужде­нии ближайших задач общества он предложил отметить в следу­ющем году 300-летие осады Пскова Баторием. На шестом общем собрании ПАО 3 мая 1881 года для подготовки вопроса о порядке празднования этого юбилея была избрана особая комиссия. В неё вошли пять членов ПАО: старший ревизор Контрольной палаты знаменитый краевед Иван Иванович Василёв, штабс-капитан Лев Михайлович Гуляев, упоминавшийся нами в связи с переводом отрывков из польского «Дневника» последнего похода Батория на Россию, протоиерей Троицкого кафедрального собора и преподаватель духовной семинарии Пётр Михайлович Долговский, инспектор той же семинарии Сергей Васильевич Кохомский и помощник присяжного поверенного, секретарь ПАО Сергей Алек­сеевич Хорошавин.

Разработанный комиссией проект празднования 300-летия обороны был рассмотрен на седьмом чрезвычайном общем со­брании ПАО 8 июня, а затем по просьбе общества - на заседании Псковской городской думы 25 июня и 21 июля 1881 года. Дума постановила:

«1-е: в память события, на месте бывшего сильного сражения, на бастионе у так называемой местности Свинорки поставить па­мятник, по одобренному рисунку, на каковой предмет ассигно­вать из оборотных городских средств тысячу рублей; поручить городской управе окончить устройство памятника к 8 сентября; в случае же, если сего не представится возможным исполнить, то 8 сентября сделать закладку памятника;

2-е: просить местного Преосвященного 8 сентября разрешить крестный ход со всех городских церквей с местными чтимыми иконами, назначив сбор в Кафедральном соборе, и по окончании в оном божественной литургии чтобы этот крестный ход отпра­вился на место события для совершения по убиенным псковским героям торжественной панихиды».

За четыре дня до намеченного торжества, на заседании го­родской думы 4 сентября, заместитель городского головы купец Алексей Качев доложил, что по существующему законодатель­ству на постановку памятника следует получить разрешение столичных властей и потому к 8 сентября будет устроен временный деревянный памятник. Дума постановила направить соответству­ющие ходатайства, а также просить всех торговцев в этот день за­крыть лавки и магазины до вечернего богослужения и разрешить городской управе израсходовать до ста рублей на иллюминацию Торговой площади против здания думы и на оркестр, который бу­дет играть для народа на той же площади.

По случаю продолжавшегося с 1 марта 1881 года траура по убиенному императору Александру II было решено 8 сентября ограничиться религиозным торжеством и вечерним заседанием ПАО. «Псковские губернские ведомости» 31 октября дали подроб­ное описание прошедшего церковного церемониала, а типогра­фия губернского правления сразу выпустила этот текст отдельной брошюрой. Из неё видно, что, несмотря на дождь, начавшийся накануне и длившийся до полудня 8 сентября, образовавшуюся грязь и сильный холодный ветер, торжество состоялось.

Епископ Псковский и Порховский Павел (Доброхотов), управлявший епархией с августа 1869 года, активно поддержав­ший создание ПАО и участвовавший в составлении порядка тор­жества, служил божественную литургию в Троицком соборе вме­сте с ректором духовной семинарии, настоятелями Никандрова и Елеазаровского монастырей, кафедрального протоиерея и клю­чаря. Всё начальство во главе с губернатором присутствовало в соборе, переполненном богомольцами. После литургии архиерей произнёс с солеи речь, продолжавшуюся более часа. В ней епи­скоп Павел живо и обстоятельно изложил весь ход осады. Текст речи тоже печатался в газете и в брошюре.

После благодарственного молебствия, в 2 часа по полудни, крестный ход выступил из собора, сопровождаемый колоколь­ным звоном 30 городских церквей и военной музыкой. На Торго­вой площади его встречали войска и учащиеся светских учебных заведений. А воспитанники духовного училища и семинарии шли в передних рядах крестного хода, вслед за фонарём, выносным крестом, складнем с частицею мощей святого благоверного князя Всеволода-Гавриила, иконой Господа Вседержителя, подаренной Епархиальной общине сестёр милосердия императрицею Марией Александровной, и за мечами псковских святых князей Всеволода-Гавриила и Довмонта-Тимофея. После «духовных» воспитанни­ков несли хоругви всех местных церквей и на носилках 20 святых икон. Затем шли церковнослужители, архиерейские певчие, сви­та и епископ, настоятельницы и монахини девичьих монастырей, все городские власти. В конце к ним присоединялись стоявшие на площади ученики женских и мужских светских школ и вся масса народа (горожане и крестьяне окрестных деревень).

На остановках у Николаевской со Усохи и Ново-Успенской церквей пел архиерейский хор, а епископ осенял верующих кре­стом и кропил святой водой на все четыре стороны света. При остановке перед церковью Покрова на Проломе отслужили мо­лебен Божией Матери, явившейся на этом месте 27 августа 1581 года престарелому слепому кузнецу Дорофею, а епископ прочи­тал особую, составленную им на этот случай молитву Богороди­це. Затем крестный ход пошёл к бывшим в Окольной стене города несохранившимся Свинуским воротам и, повернув после них че­рез несколько саженей влево, поднялся «по нарочито к тому дню устроенным каменным ступеням» на верх овального кургана раз­мером 90 х 50 саженей (192 х 105 м). Там на бастионе Петровских времён «устроены были из зелени и цветов триумфальные ворота, вверху которых красовались большие цифры «1581—1881». Здесь на груде каменных ядер, «на месте предположенного памятника защитникам Пскова», был поставлен большой деревянный крест, украшенный венками из зелени и цветов, а у подножья креста - те же цифры 300-летнего юбилея.

После большой панихиды «по приснопамятным предкам, павшим в баториеву осаду при славной их защите Пскова за веру, царя и отечество», сопровождаемой соединённым хором певчих и колокольным трезвоном со всех городских церквей, крестный ход отправился обратно в город. Он шёл через Великие ворота по Великолуцкой улице с остановками у ворот девичьего Старо-Вознесенского монастыря и на Торговой площади у часовни в па­мять убитых во время восстания 18 июля 1650 года...

Вечером 8 сентября 1881 года состоялось общее собрание членов Псковского археологического общества, посвященное юбилею. На нём инспектор духовной семинарии С. В. Кохомский произнёс речь «в воспоминание славной обороны г. Пско­ва от войск Стефана Батория в 1581 году». В самом начале речи он высоко оценил значение этой обороны как «одного из самых знаменательных событий, какие только находимы нами в лето­писях отечественной истории» и указал на её важность по своим результатам. Затем он подчеркнул, что во время осады покрыли себя славой не только московские воины и воеводы, но и в равной степени псковские граждане. Этим россияне отличались от жи­телей западных стран, где народ безразлично относится к борьбе монархов. Впрочем, о конкретных событиях обороны докладчик не говорил и остальные 13 из 15 страниц печатной речи отвёл отвлечённым рассуждениям о причинах верности псковичей мо­сковскому государю и о преимуществах православия перед като­личеством.

Затем И. И. Василёв зачитал свой реферат под похожим на­званием «Воспоминание об осаде Пскова польским королём Сте­фаном Баторием в 1581 году». Он значительно отличался от речи Кохомского и содержал чёткий и сжатый анализ хода военных действий во время Ливонской войны начиная с 1558 года. Речь Кохомского и реферат Ва­силёва были приложены к про­токолу общего собрания ПАО и напечатаны 17 октября 1881 года в «Псковских губернских ведомостях», а также изданы типографией Псковского гу­бернского правления отдельны­ми брошюрами. Странно толь­ко, что при этом автор реферата в брошюре не был обозначен.

Ещё одну брошюру под названием «Об осаде Пскова в 1581 году» в юбилейном 1881 году выпустила находившаяся в Пскове частная «Славянская типография». Она принадлежала священнику единоверческой церкви Николы от Торга Константину Голубеву. Брошюра пред­ставляла собой перепечатку отрывка из первой части болховитиновской «Истории княжества Псковского» с описанием бато­риевской осады.

На том же общем собрании ПАО 8 сентября 1881 года было решено отпечатать за счёт общества «Дневник последнего похода Батория на Россию. (Осада Пскова)» в переводе О. Н. Милевско­го. Поскольку епископ Павел сочувственно отнёсся к ходатайству о крестном ходе, сам составил его план, лично участвовал в нём 8 сентября и всё прошло очень торжественно, городская дума на заседании 14 октября постановила направить депутацию к нему и к губернатору, как председателю ПАО и инициатору торжества, чтобы благодарить их от имени городского самоуправления. 18 октября депутация посетила каждого из них.

Ровно через два месяца после псковичей, 8 ноября, в день престольного праздника в честь «собора Архистратига Михаила и прочих Небесных Сил бесплотных», 300-летний юбилей отме­чался и в Псково-Печерском монастыре. Именно в ноябре 1581 года посланные Баторием отряды осадили печорскую крепость. Торжественное богослужение состоялось в монастырском Ми­хайловском храме при большом стечении народа. Епископ Павел и там произнёс большую речь, изложение которой «Псковский городской листок» напечатал 1 декабря 1881 года. Уже в следую­щем году упомянутая «Славянская типография» напечатала бро­шюру «Празднование в Печорах 8-го ноября 1881 года трёхсот­летия чудесной защиты Псково-Печерского монастыря при осаде его войсками польского короля Стефана Батория 1581 года». В ней после рассказа о торжестве приведён полный текст речи епи­скопа. Этот текст на многих страницах сопровождался его боль­шими примечаниями, превращая издание в серьёзный научный труд.

Такое отношение епископа Павла Доброхотова к своим про­поведям на исторические темы не случайно. Его привлекала исто­рия тех мест, в которых ему доводилось служить за долгую жизнь (1807-1900). 12 лет (1837-1849) он был преподавателем Литов­ской духовной семинарии, собирал старинные печатные труды, подготовил статью «О некоторых церквах в городе Вильне». Ещё 8 лет (1849-1855), будучи ректором Полоцкой, а затем Рижской духовных семинарий, он собирал обширный материал «О право­славии между латышами и эстами в прибалтийских губерниях». Этот материал, а также статья о виленских церквях были изданы позднее, в 1864-65 годах, в «Вятских епархиальных ведомостях», когда он был там ректором местной семинарии.

Уже в Пскове эти публикации, с добавлением своей речи в па­мять столетия со дня кончины М. В. Ломоносова, произнесённой 7 апреля 1865 года на торжественном акте в Вятском благородном собрании, он включил в сборник «Кое-что из прежних занятий псковского и порховского епископа Павла», напечатанный той же «Славянской типографией» в 1872 году. Его научный труд «Летописное разъяснение о Владычных палатах в Пскове, построен­ных архиепископом Новгородским и Псковским Макарием» был зачитан владыкой 8 марта 1881 года на пятом общем собрании Псковского археологического общества, напечатан «Псковскими губернскими ведомостями» 11 июля - 1 августа 1881 года и в том же году издан отдельным брошюрой.

Памятник на бастионе

Таким образом, к 8 сентября 1881 года постоянный памятник в честь 300-летнего юбилея героической обороны от войск Ба­тория на бывшем петровском бастионе возле Свинорской башни не был установлен. Вместо этого тогда, во время крестного хода, произвели закладку памятника, поставив на этом месте высокий деревянный крест. 30 ноября городская дума на основании преж­него решения от 21 июля внесла в смету 1882 года на устройство памятника ту же тысячу рублей.

Впрочем, городская управа не торопилась начинать работы, поскольку эта сумма была назначена не под утверждённый про­ект памятника, а ориентировочно под эскизный рисунок мест­ного художника-любителя, члена Псковского археологического общества, заседателя Дворянской опеки Александра Михайлови­ча Кислинского (рисунок не сохранился). Был устроен конкурс на составление проекта, и 15 сентября 1882 года городская дума одобрила проект, предложенный ПАО, поручив управе составить соответствующую смету. При её рассмотрении 13 июня 1883 года оказалось, что на сооружение памятника потребуется не тысяча, а 2475 рублей. Недостающую сумму 1475 рублей дума решила накопить за три последующих года равными частями.

Однако в думе нашлись гласные, недовольные такой дли­тельной затяжкой. Один из них - преподаватель естествознания и географии Псковской учительской семинарии Иван Алексеевич Соколовский - на заседании 21 августа 1884 года «сделал заявле­ние о печальном состоянии временного памятника павшим геро­ям... и предложил привести памятник в прежний вид или устро­ить новый, а для сохранения памятника и соблюдения чистоты и опрятности устроить сквер, обнеся его оградой». Думское боль­шинство нашло другой выход, поручив управе сдать окружаю­щую местность в аренду (под сенокос) «с условием поддержания устройства и места памятника».

В феврале 1885 года, желая ускорить дело, городская дума внесла в смету этого года всю недостающую для сооружения па­мятника сумму. Однако и это не помогло. Новый городской го­лова Пётр Петрович Калашников направил все свои усилия на возведение более величественного и престижного монумента - памятника убитому императору Александру II по проекту извест­ного скульптора, академика Александра Михайловича Опекуши­на. Средства на его сооружение шли не из бюджета города - их с марта 1881 года по добровольной подписке собирали псковские купцы.

Торжественное открытие памятника Царю-Освободителю перед зданием Присутственных мест, возле Торговой площади, состоялось 27 июня 1886 года в присутствии великого князя Вла­димира Александровича - сына погибшего и брата здравствовав­шего тогда императора. А в сентябре выяснилось, что на торже­ства и приём великого князя городская управа израсходовала на 4 тысячи рублей больше, чем было ассигновано думой, и строить другой памятник не на что. Пришлось в смету 1887 года вновь включать те же 2475 рублей. Однако к работам по сооружению памятника управа не приступила даже после обличительной за­метки в «Псковском городском листке» от 23 августа 1887 года:

«Памятник-могила, воздвигнутый несколько лет тому назад у Свинорских ворот, в местности, где сложены кости воинов-псковичей, отражавших от родного города Баториевы полчища, - находится в самом жалком положении. Весь памятник скоро обрушится. Пора приступить к восстановлению его».

В ответ городской архитектор Александр Николаевич Векшинский произвёл небольшой ремонт временного памятника, а также Покровской башни и арки в крепостной стене над рекой Великой на Запсковье, потратив на всё 64 с половиной рубля.

Такой ремонт помог ненадолго. 23 апреля 1889 года в той же газете появилась более обстоятельная статья под названием «Воспоминание о трёхсотлетнем торжестве в Пскове». В ней при­ведены интересные, не сообщавшиеся ранее сведения о том, как в том 1881-м юбилейном году псковичи с воодушевлением готови­лись отметить 300-летие победы над войсками Батория:

«Проектам, предположениям, разговорам, рассуждениям не было конца. Много говорили о самом праздновании, но ещё больше об увековечении праздника. Кто проектировал поставить на месте побоища часовню, кто стоял за памятник, а некоторые даже настаивали построить церковь. Главными деятелями со сто­роны городской управы, насколько нам помнится, были Михаил Гаврилович Тропин и г. Бабкин (Филипп Львович. - Н. Л.). И дей­ствительно, нужно отдать им справедливость - они потрудились немало! В продолжении нескольких дней, кажется, они и не жили дома. Очистить достопамятное, но заброшенное место от всякого мусора, уровнять курган, провести на него каменную лестницу, отыскать памятники погрома - каменные ядра, расположить их в известном порядке - всё это требовало немало забот. Временным памятником торжества, по общему заключению, на вершине кур­гана поставлен высокий деревянный крест...

Не прошло и десяти лет, а уже многое изменилось. Чувство, как видно, охладело, охладела и энергия. И временный памятник до сих пор стоит одиноко. Он уже достаточно облинял и начинает преклонять главу свою долу. Многие каменные ядра, бывшие у подножия креста, уже не существуют, хотя некоторые, сдвинутые с кургана, чьею-то благочестивою рукою опять водворены на место».

В заключение снова предлагалось устроить небольшой сквер с оградой вокруг креста.

Так и не сделав ничего, управа в 1891 году поручила город­скому архитектору Фёдору Павловичу Нестурху, сменившему на этом посту своего соученика по Академии художеств Векшинского, уточнить смету на устройство памятника, явно надеясь, что её можно значительно сократить. Однако и новый архитектор под­твердил прежнюю сумму - 2475 рублей, которую пришлось опять включить в список предполагаемых расходов, теперь уже на 1893 год. Впрочем, фактически свободных денег у города не было, поскольку тогда Пскову пришлось вкладывать средства в строи­тельство казарм для переведённого сюда Енисейского пехотного полка. В дальнейшем городская дума вообще перестала включать требуемую на постройку памятника сумму в смету расходов, хотя крест на бастионе сломался.

Естественно, что жалобы по этому поводу продолжались. Письмом в редакцию «Псковского городского листка», напеча­танным 15 июня 1894 года, читатель «Л. X.» обращал внимание на то, что «Братская могила», оставшаяся от времён Стефана Ба­тория, заброшена, деревянный крест, поставленный там в 1881 году, обломан... Между тем неподалёку, напротив этого места, построена казарма для 8-й роты Енисейского полка. «Что подума­ют солдаты, глядя на такое небрежение к памяти погибших вои­нов?» И эти укоры не подействовали. Городская дума в заседании 16 декабря 1894 года отложила решение вопроса ещё на год - до обсуждения сметы доходов и расходов на 1896 год.

Не помогло даже вмешательство Псковского археологиче­ского общества - инициатора торжественного празднования 300-летнего юбилея. Ровно через 14 лет после тех торжеств, 8 сентября 1895 года, члены ПАО на своём заседании, отметив в протоколе, что «временный крест, поставленный у пролома в память 300-летия осады... пошатнулся и пришёл в совершенную негодность», просили не о сооружении постоянного памятника, а хотя бы о поправке креста. Даже после этого в смету на 1896 год средства на памятник дума не включила.

Следует заметить, что строго винить за это городскую думу и управу не следует. По дореволюционным законам на городское и земское самоуправление возлагались самые различные государ­ственные повинности, вплоть до содержания полиции, отопления и освещения воинских казарм и тюрем, так что средств на город­ские нужды постоянно не хватало.

Ревизионная комиссия думы в заключении по проекту бюд­жета на 1897 год среди невыполненных решений указала на постановление о сооружении памятника. Рассматривая это заклю­чение, городская дума 28 ноября 1896 года постановила: «под­держать исправлением временный памятник героям защиты г. Пскова от нападения короля Стефана Батория», выделив на его ремонт 300 рублей.

Городской архитектор Нестурх уложился в эту сумму, пере­расходовав «на исправление памятника» лишь 44 копейки. В отчёте городской управы за 1897 год указывалось: «Для памят­ника куплен чугунный крест и камень для постановки его за 25 рублей, выдано каменщику за работы по устройству камен­ного памятника 255 рублей, за окраску и бронзировку креста

- 5 рублей, землекопу за пла­нировку земли и устройство дорожки, за обшивку дёрном

- 8 рублей и плотнику за сделание скамеек около памятника - 7 рублей 44 копейки».

Таким образом, талантли­вый городской архитектор под видом исправления временного деревянного креста быстро и недорого соорудил каменный памятник с чугунным крестом, покрытым бронзой. Очевидно, так и было задумано городской управой и думой при выделе­нии трёхсот рублей на поправ­ку временного памятника, по­скольку для того времени такая сумма была бы слишком велика для починки или установки но­вого деревянного креста. Эта небольшая хитрость избавляла город от длительной процедуры утверждения проекта и получе­ния разрешения на постановку памятника. Не случайно в мест­ных газетах не было никаких сообщений о начале работ, за­кладке, ходе строительства, его завершении и даже освящении и открытии этого памятника. Без всяких торжеств, тихо и неприметно в Пскове появился новый, скромный памятник, который, тем не менее, стал украшением го­рода, ещё одной из его святынь.

Чтобы населению и гостям города было понятно, в память о каком событии сооружён этот памятник, Псковское археологиче­ское общество решило поместить на нём пояснительную доску. Не имея собственных средств на подобные расходы, общество в октябре 1910 года получило от губернатора графа Александра Васильевича Адлерберга, состоявшего и председателем ПАО, разрешение провести подписку для сбора денег на изготовление такой доски, а также на продолжение расчистки подземных ходов вдоль крепостной стены возле Свинорской башни. Подписка дала 82 рубля. В отчёте секретаря общества за 1911 год, помещённом в восьмом выпуске Трудов ПАО, отмечено: «На эти деньги была за­казана медная полированная доска с кратким описанием события 8 сентября 1581 г. и помещена на памятнике».

Когда она исчезла, неизвестно. В послевоенные годы появилась другая, не медная, пояснительная доска с не совсем точным указанием, что этот «па­мятник установлен в 1881 году...».

Псковская известняковая плита, из которой он сложен, хотя и недорог, но недостаточно долговечен. Недавно, в 2004 году, студенты Псковского колледжа строительства и экономики на обще­ственных началах отреставрировали его.

Первый праздник древонасаждения

На дореволюционных открытках первых лет XX века, изо­бражавших памятник на бастионе как новую достопримечатель­ность города, можно рассмотреть тоненькие деревца, окружавшие этот памятник. Их посадка тоже стала событием в жизни города и имеет своеобразную историю.

9 августа 1898 года «Псковский городской листок» в заметке «О городском благоустройстве» отмечал, что в местах, где предполагается устроить скверы, в том числе у Свинорской башни и у соседнего бастиона с памятником павшим защитникам горо­да, пока нет ни одного деревца. Через год, в августовском номе­ре журнала «Вестник Псковского губернского земства» за 1899 год, крупный общественный деятель, выходец из крестьянской среды,  член уездной  земской управы Дмитрий Иванович Иванов в сообщении «Из Псковского уезда», говоря об истре­блении лесов, рекомендовал «устраивать ежегодно праздни­ки лесонасаждения в особо на­значенные дни, в которые де­лать  общественные  посадки».

Вскоре, 22 октября, на общем собрании Псковского общества сельского хозяйства он же сделал аналогичный доклад «О лесоразведении и лесоохранении». Выступившие в прениях члены общества подчёркивали «воспита­тельное значение для населения праздников древонасаждения» и предлагали проводить их не только в уезде, но и в Пскове, причём по возможности в самом непродолжительном времени. Эти пред­ложения общество передало городской думе, и та на заседании 15 марта 1900 года, в принципе одобрив их, поручила городской училищной комиссии разработать программу этого праздника. Уже через восемь дней комиссия подготовила для думы обстоя­тельный доклад об устройстве в Пскове праздника древонасаж­дения, предложив провести его в первое майское воскресенье на кургане Братской могилы у пролома, а также вдоль стены от про­лома до Великих ворот и на предполагаемом бульваре Успенской (ныне - Калинина) улицы. На ближайшем заседании 19 апреля городская дума утвердила заключение комиссии, поручила ей ис­полнение намеченного и разрешила израсходовать сверх ранее назначенных 75 рублей ещё 100.

К дню посадок памятник воинам, павшим при осаде Пско­ва Баторием, был украшен гирляндами и зеленью. Председатель Общества садоводства доктор Александр Петрович Вельский безвозмездно предоставил часть посадочных деревьев. 7 мая 1900 года священник мужской гимназии Константин Остров­ский рассказал собравшимся у памятника ученикам городских и земских школ об этой славной обороне города. Они высадили в указанных местах 3850 хвойных и лиственных деревьев. 14 срав­нительно крупных деревьев посадили губернский предводитель дворянства (председатель ПАО и Общества сельского хозяйства) Николай Иванович Новосильцев, уездный предводитель дворян­ства Модест Модестович Карамышев, председатель губернской земской управы Василий Павлович Горбунов и другие почётные гости. Играл военный оркестр, предоставленный командованием местных частей. После завершения посадок председательница музыкально-драматического общества Мария Васильевна Красовская устроила для детей спектакль в Летнем театре Сергиев­ского сада.

Таким образом, старейшим сохранившимся возле памятни­ка деревьям ПО лет. Праздники древонасаждения стали в Пскове ежегодными. В частности, и 6 мая 1901 года продолжались по­садки неподалёку от памятника, по обе стороны от Баториевского пролома. Постепенно благодаря этим праздникам около Покров­ской башни и, как тогда говорили, у «Братской могилы», то есть вокруг бастиона с памятником, образовались сады. На заседании городской думы 20 мая 1908 года было объявлено, что они откры­ты для публики. Потом для сада при Братской могиле город нанял сторожа. Этот обнесённый забором сад был довольно большим, тянулся от Великих ворот до Баториевского пролома у развалин Свинорской башни.

Осада Пскова в городских названиях

С 1887 года в заметках, публикуемых «Псковским городским листком», а потом и в деловых бумагах бастион, на котором был поставлен деревянный крест в память об осаде, стали называть Братской могилой, и появилось утверждение, что там «сложены кости воинов-псковичей, отражавших от родного города Баториевы полчища». И на старинных открытках с изображением камен­ного памятника чаще всего делалась надпись: «Братская могила». Ничего подобного не говорилось ни во время празднования 300-летия обороны, ни тем более раньше. Так в Пскове появилась но­вая легенда об этом месте.

Никаких исторических оснований для неё нет и не может быть. Место будущего бастиона находилось за пределами кре­постных стен. И после баториевской осады более двухсот лет Псков оставался боевой крепостью, и перед её южной стеной был глубокий и широкий крепостной ров, по которому вода стекала в Великую. Так что ни во время длительной осады, ни после неё там не могли устраивать братскую могилу и хоронить погибших воинов. Огромные земляные бастионы насыпали по приказу Пе­тра I через 120 лет после Ливонской войны не на костях погиб­ших, а перед крепостными башнями, прямо во рву.

Не посмев усомниться в обоснованности привычки пскови­чей называть это место «Братской могилой», секретарь Псковско­го археологического общества Николай Фомич Окулич-Казарин, приехавший в Псков через четверть века после 300-летнего юби­лея осады, в своём известном путеводителе «Спутник по древне­му Пскову» 1911-1913 годов, понимая невозможность захороне­ния останков воинов за крепостной стеной, попытался объяснить это следующим образом: «При устройстве дороги между городом и Алексеевской слободой было найдено множество костей, при­надлежащих, вероятно, павшим здесь воинам. Сначала (в 1870-х годах) эти кости были сложены под развалинами Кузьмодемьянской церкви «со утоки», но возможно, что при сооружении па­мятника они были перенесены сюда и погребены в общей могиле, под памятником, вследствие чего место это получило название «братской могилы».

Однако эти предположения не нашли подтверждения. Выше были приведены подробные описания как подготовки бастиона к установке временного памятника (деревянного креста), так и тор­жества при освящении его 8 сентября 1881 года, и в них ни слова не говорилось о захоронении каких-либо останков воинов. И при устройстве каменного памятника городская дума не платила зем­лекопу за рытьё братской могилы и захоронение костей.

Намного раньше «Братской могилы», ещё во время осады, в Пскове появилось ещё одно памятное место с названием «Про­лом» или «Баториевский пролом». Именно к пролому в стене, пробитому тогда пушками Батория, ходил крестный ход из Троицкого собора. Церкви Покрова и Рождества получили примет­ное пояснение «у Пролома». Ширина того пролома между По­кровской и Свинорской башнями во время первого штурма со­ставила 24 сажени (51 м). Конечно, отбив 8 сентября этот штурм, псковичи, как могли, заделали пролом. А когда война кончилась, сразу стали капитально восстанавливать разрушенные места кре­пости. Ведь военная опасность оставалась, и Пскову ещё пред­стояло выдержать трёхмесячную осаду войск шведского короля Густава-Адольфа в 1615 году. Ещё более основательно в 1701 году псковскую крепость готовил к обороне Пётр I, опасаясь на­падения другого короля Швеции - Карла XII.

Сохранилось подробнейшее описание (годовая смета) псков­ской крепости, учинённая по указу Петра I в январе 1699 года для определения состояния её стен и башен и необходимого ремон­та их. Эта смета издана в шестом томе Сборника Московского архива Министерства юстиции «Псков и его пригороды» (Кн. 2. М., 1914.) Значительная часть её помещена в настоящий сборник. Естественно, что пролом в крепостной стене там не отмечен. К тому же в смете указано, что у Свинорской «башни по правую сторону к Покровской башне были ворота проезжие, а ныне закладены каменем». И уже не первый год, поскольку об этом гово­рится и в такой же смете 1655 года. Более того, из «Плана горо­да Пскова с поселёнными при нём слободами», гравированного при Военно-Топографическом депо в 1821 году и приложенного Болховитиновым к «Истории княжества Псковского», видно, что и тогда возле Свинорской башни прохода за город не было. При этом Успенская улица не доходила до крепостной стены, обры­ваясь у церкви Иоакима и Анны, от которой на восток, к Вели­ким воротам, шла улица, именовавшаяся по храму Якиманкой. Аналогичная по названию улица есть и в Москве, неподалёку от Кремля. А у нас её давно нет.

Псковский искусствовед-архитектор Наталья Николаевна Новикова обратила внимание на то, что на плане, гравированном в 1821 году, изображены некоторые здания, исчезнувшие к тому времени, и отсутствуют другие, уже возведённые постройки. Зна­чит, этот план составлялся ближе к началу века, когда на месте Нового торга появились губернские Присутственные места, став­шие позднее кадетским корпусом и после революции Домом Со­ветов. А на «Плане губернского города Пскова в существующем виде 1857 года», составленном работавшим в Пскове инженером-полковником Иваном Фёдоровичем Годовиковым и находящемся в древлехранилище Псковского музея-заповедника, Успенская улица уже дошла до крепостной стены и в конце её, западнее Свинорской башни, есть выезд за пределы бывшей крепости на две стороны: налево - к Фурштадтской (в переводе с немецкого - Загородной, а сейчас - Кузнецкой) улице и направо - к Выползовой слободе.

Таким образом, более двух веков после осады, благодаря про­ведённым ремонтным работам, в крепостной стене возле Свинорской башни не было пролома. Выезд из города в обветшавшей крепостной стене был проделан там в первой половине XIX столетия самими горожанами, а не артиллерией польского короля. Но за прошедшие века в городе не забыли об осаде Пскова Баторием и новый проход в крепостной стене стали называть Баториевским проломом. С такой надписью в начале XX века были выпущены несколько открыток с видами этого места.

Не менее любопытно происхождение ещё одного микрото­понима (местного названия), которое псковичи тоже связывают с этой осадой крепости. Оно звучало довольно странно: «Выползова слобода». Ни в псковских летописях, ни в Писцовой книге 1585-1597 годов (т. е. вскоре после осады), опубликованной в пятом томе Сборника Московского архива Министерства юстиции «Псков и его пригороды» (Кн. 1. М., 1913) и содержавшей описа­ние всех оброчных дворов города, слобода с таким названием не упоминалась. Не встречается она и в более поздних документах, по крайней мере до XVIII века. А в XIX веке местность над кру­тым правым берегом Великой южнее Покровской башни до церк­ви святого Никиты «в Поле» называли Выползовой слободой не только в народе, но и в постановлениях городской думы, сделках, почтовых адресах... Здесь до революции появились гончарные, лесопильные и пивоваренные предприятия.

Николай Фомич Окулич-Казарин в «Спутнике по древнему Пскову» отметил: «В народе живёт предание, будто находящаяся сейчас же за Покровской башней Выползова слобода названа так оттого, что во время штурма 8 сентября Матерь Божия ослепила поляков, а те и поползли назад, как кроты». Для антирелигиоз­ного советского времени такое объяснение не подходило, и экскурсоводы говорили туристам, что, спасаясь от холодов, в ночь на 7 ноября по приказу короля вся вражеская пехота вылезла из окопов и ушла подальше от крепостных стен в лагерь за холмы к дальнему Пантелеймонову монастырю. Ксендз Пиотровской отметил в «Дневнике»: «...русские в знак радости затрубили в трубы, ударили в барабаны и начали стрелять из пушек, а утром вышли из города осматривать окопы». Это событие было важным этапом в истории псковской обороны.

Выползова слобода постепенно разрасталась вширь, и внутри её складывались улицы, получавшие народное прозвание. Так, в газете «Псковский голос» за 27 апреля 1911 года промелькнуло частное объявление с таким адресом: «Выползова слобода, улица Голодуша, дом Денисова, квартира Филиппова». Нет сведений, что название улицы закрепилось, а решений о присвоении назва­ний улицам этой слободы городская дума в те годы не принимала.

Более устойчивым оказалось название улицы, указанное в из­вещении судебного пристава, напечатанном «Псковскими губернскими ведомостями» 28 февраля 1909 года, о назначении публич­ной продажи деревянного двухэтажного дома с садом и землёй в Выползовой слободе по Баториевской улице, принадлежащего коллежскому секретарю Александру Дмитриевичу Немирову. И в «Памятной книжке Псковской губернии на 1909-1910 гг.» отме­чено, что секретарь Алексеевского санитарного попечительства и попечитель 13-го участка А. Д. Немиров живёт в собственном доме по Баториевской улице. Это название улицы ещё раз подтверждает, что псковичи связывали историю Выползовой слобо­ды с осадой крепости войсками Батория.

Согласно «Ориентировочному плану г. Пскова», изданному Губстатбюро в 1926 году, Баториевская улица проходила от Кузнецкой до Вокзальной улицы восточнее центральной улицы Вы­ползовой слободы. (Эту центральную улицу слободы тоже стали называть Выползовой.) А ещё восточнее, параллельно Баториев­ской, образовалась Ново-Баториевская улица. Во время фашист­ской оккупации для доставки топлива с товарной станции Псков на электростанцию провели железнодорожный путь, который шёл по короткой Ново-Баториевской улице, сворачивал на Баториевскую и плавно переходил на улицу Калинина. Её (ул. Кали­нина) оккупанты переименовали в Promenades Strasse.

После войны городские власти решили, что не следует про­славлять в названиях улиц чужого короля, пытавшегося отнять Псков у России. Решением горисполкома от 18 октября 1949 года Баториевскую улицу переименовали в Западную, а Ново-Баториевскую - в Историческую. Обе эти улицы исчезли, погло­щённые домостроительным комбинатом.

А Выползову улицу переименовали ещё до войны, в 1939 году. Она на 45 лет стала Горной улицей. К 40-летию освобожде­ния города решением горисполкома от 13 июля 1984 года её на­звали улицей 128-й Стрелковой дивизии. Эта дивизия принимала активное участие в освобождении Пскова и получила наименова­ние «Псковская».

Совсем недавно, 28 декабря 2009 года, Псковская городская дума, воодушевлённая указом Президента Д. А. Медведева о присвоении Пскову почётного звания Российской Федерации «Город воинской славы», удовлетворила давнюю просьбу Клуба псков­ских краеведов и переименовала улицу Карла Либкнехта в ули­цу Воеводы Шуйского. Она проходит от Георгиевской улицы и церкви святого Георгия Победоносца со Взвоза вдоль крепостной стены, сооружённой над берегом реки Великой, и доходит до юж­ной крепостной стены и Покровской башни. Именно здесь прохо­дили наиболее ожесточённые сражения при героической обороне Пскова от войск Батория, руководителем которой Иван Грозный назначил своего мужественного и умелого воеводу Ивана Петро­вича Шуйского.

Реставрация Покровского комплекса

Псков, освобождённый 23 июля 1944 года от фашистской оккупации, лежал в развалинах. Его быстрому возрождению способствовали постановления Совнаркома РСФСР от 5 января 1945 года «О мероприятиях по восстановлении хозяйства города « Пскова и Псковской области» и Правительства СССР от 1 ноября 1945 года о включении Пскова в число 15 древнерусских городов, подлежащих первоочередному восстановлению. Почти сразу, 20 ноября, вышло и постановление Совнаркома республики о сохранении памятников старины. Основанием для начала работ по спасению древних крепостных сооружений города как памятни­ка боевой славы России стало постановление Совета Министров РСФСР от 22 августа 1952 года «О мероприятиях по восстанов­лению Псковского кремля». Там к работам приступили уже в сле­дующем году.

Одновременно началась подготовка к реставрации Покров­ской башни - выдающегося памятника фортификационного ис­кусства. Она была самой мощной из 39 каменных башен Пскова и самой большой в Европе. В плане сверху башня имеет овальную форму: по оси с севера на юг её диаметр составлял 22,7 м, а с запада на восток - 28,3 м; толщина стен у основания доходит до 6 м. Башня делилась на пять ярусов, разгороженных бревенчаты­ми мостами (накатами), причём нижний ярус находится как бы под землёй, поскольку был вырублен в естественной скале. При возведении башни в XVI веке для остальных ярусов плиту брали здесь же, прямо из рва, тем самым углубляя его. Вход в башню со стороны города вёл во второй ярус.

При Петре I в 1701-1703 годах, ожидая нашествия швед­ских войск, с башен убрали де­ревянные шатры и мосты между ярусами, а также засыпали их землёй. Кроме того, к башням, защищавшим Окольный город с южной стороны, присыпали земляные бастионы. Поэтому через два с половиной века, с сентября 1953 года, подгото­вительные работы по рестав­рации Покровской башни пришлось начинать с вывоза земли. И сразу в ней стали попадаться интересные находки: чугунные и каменные ядра, мортира, наконечники копий, топоры, шведские монеты, бронзовые нательные кресты XVI века... Чтобы показать башню во всём её величии, решили убрать и часть земляного бастиона около башни. Южная стена башни, примыкавшая к бастиону, успела разложиться на глубину до 180 см, и утраты пришлось сразу заделывать плитяным камнем.

Очистка башни от земли завершилась в мае 1957 года. И 11 июня представители областного отдела по делам строитель­ства и архитектуры вместе с работниками Псковских специаль­ных научно-реставрационных мастерских обследовали башню, признали, что «памятник в настоящее время находится в тяжёлом состоянии, утраты доходят до 50%, а предстоящие реставраци­онные работы следует отнести к «средней сложности». Проект этих работ составил архитектор мастерских Всеволод Петрович Смирнов, приехавший в Псков после окончания в 1955 году Ака­демии художеств.

Восстановив утраченную кладку башни и прилегающих кре­постных стен, в 1960 году над нею поставили шатёр «в два слоя вперебежку тёсом» и сверху бревенчатую башенку (в описи 1699 года названную чердачком). Высота шатра с чердачком составила 19 м, а общая высота башни с прапором достигла 42 м. Одно­временно с реставрацией Покровской башни прежний облик был возвращён находящемуся рядом храму Покрова и Рождества Бо­городицы.

После окончания работ солидная комиссия от Министер­ства культуры республики, научно-методического совета по охране памятников при союзном министерстве, центральных художественно-реставрационных мастерских в заключении от 14 августа 1963 года, «отмечая выдающуюся историческую роль башни в обороне Пскова в 1581-1582 годах и художественно-архитектурную ценность башни и Покровской церкви», признала «правильным воссоздание этого ансамбля в древних формах...». Она рекомендовала использовать весь комплекс «как объект му­зейного показа с размещением в помещении церкви экспозиции из истории архитектуры города, а в Покровской башне - мате­риалов по истории обороны Пскова от интервентов». Работы по реставрации Покровского комплекса были признаны одними из лучших в России.

Посещение Покровского комплекса стало непременной ча­стью обзорных экскурсий по городу. Сильное впечатление производила прогулка по нижнему ярусу башни под восстановленными каменными сводами, похожая на поход в подземелье. Этот ярус имеет два входа, так что, спускаясь в него справа от массивных башенных ворот, туристы по полукругу проходили через две галереи с шестью каморами, могли заглянуть в любую из 19 амбра­зур и выходили с другой стороны, не мешая следующей группе.

Через сорок лет при обсле­довании башни обнаружились повреждения деревянных кон­струкций шатра. Для производ­ства ремонтных работ и чтобы шатёр не рухнул, в 1993 году его подперли сложной системой лесов. Был составлен проект замены 57 сгнивших венцов, и начались работы. И вдруг в понедельник 24 апреля 1995 года около 20 часов вечера псковичи увидели, что шатёр Покровской башни пылает. С тех пор полтора десятилетия длятся «страдания по Покровке». И только сейчас, с мая 2010 года, начались работы по восстановлению её шатрового покрытия.

Новые юбилеи

После празднования в 1881 году 300-летия мужественной обороны Пскова новые юбилейные торжества по этому поводу до революции не проводились. Тогда лучше знали происхождение слова «юбилей». Толковые словари объясняют, что юбилеем счи­талось 50-летие какого-либо события, учреждения или лица, и в честь такой годовщины в древности трубили в бараний рог.

В советское довоенное время очередное 50-летие осады не отмечалось, и сообщений об этом событии в окружной газете «Псковский колхозник» за 1931-1932 годы обнаружить не уда­лось. Только в послевоенные годы усилился интерес к героиче­скому прошлому города. К тому же укрепилась новая традиция считать юбилейными все «круглые» годы, кончающиеся не толь­ко на десять, но и на пять. К примеру, 1 сентября 1961 года к юбилею баториевской осады районная газета «Псковский колхоз­ник» поместила большую статью старшего научного сотрудника Госархива области Г. Демидовой «К 380-летию героической обо­роны Пскова», вписавшей «ещё одну славную страницу в исто­рию нашего города».

Через пять лет, к следующей «круглой» дате, спецкор цен­тральной «Правды» Ю. Черниченко, побывав в Пскове у В. П. Смирнова, опубликовал в ней 5 сентября 1966 года яркий очерк «Хранитель древности». «Псковская правда» полностью перепечатала его 9 сентября. Доказывая необходимость восста­новления Покровской башни, журналист подчеркнул: «Патрио­тизм и уважение к прошлому - понятия неразделимые». И вме­сте с тем отметил практичность архитектора, который сетовал на неумение возвращать затраченные деньги в народную казну, поскольку никак не добиться разрешения на продажу билетов за вход в Покровскую башню; у Гремячей башни нужен кемпинг, а в восстановленной «хлебопекарне» надо устроить ресторан с русской кухней.

С 390-летним юбилеем получился небольшой конфуз. 18 де­кабря 1971 года областной общественно-политический ежене­дельник «Молодой ленинец» в рубрике «Родина - вечно живое» напечатал подробный материал о славной победе над войсками Батория под названием «Подвигу - 410 лет»...

Из сданных в архив документов Псковского государственного историко-архитектурного и художественного музея-заповедника за 1981 год (ГАПО, ф. Р-2271) видно, что сделали музейные ра­ботники, чтобы достойно отметить 400-летие обороны Пскова во время Ливонской войны. Основную работу вели отделы музея, руководимые И. И. Лагуниным и К. М. Плоткиным. За год они опубликовали более десяти статей в «Псковской правде», изда­ли буклет «Покровский комплекс - памятник архитектуры XVI века», создали новые экспозиции в церкви Покрова и Рождества в Углу. Покровский комплекс был подготовлен к наплыву туристов, проводились тематические экскурсии...

«Ратникам Древней Руси» - так называлось сообщение из Пскова о 400-летнем юбилее обороны города, помещённое 22 сентября 1981 года в республиканской газете «Советская Рос­сия». Оно рассказывало о двух устроенных музеем экспозициях, посвященных этой дате, и о истории возрождения из руин выдаю­щегося памятника архитектуры - Покровского оборонительного комплекса. Не отстала и «Строительная газета», напечатавшая 21 октября в рубрике «Реставрация» восторженную корреспон­денцию ТАСС «Каменный узор Пскова». Она начиналась так: «Сказочным каменным узором на фоне зелёного сада открыва­ется взгляду Покровский архитектурный комплекс - гордость и украшение Пскова...»

Упоминавшийся еженедельник «Молодой ленинец» заранее, 23 июня 1991 года, перед предстоявшим 410-летним юбилеем, отвёл тематическую страницу «Отечество» статье Владимира Синельникова «Не посрамим земли русской». Подробное описа­ние хода обороны он завершил предложением чаще напоминать о славном событии псковской истории и назвать одну из улиц горо­да именем И. П. Шуйского.

15 декабря 1996 года газета «Новости Пскова» поместила в свой «Исторический архив» зарисовку Е. П. Матвеева «Сегодня 415 лет назад». Автор отметил, что «1 (14) декабря 1581 года в своем дневнике небезызвестный Станислав Пиотровский» сде­лал запись об отъезде короля Батория, так и не взявшего Псков. Следует только заметить, что к 1 декабря 1581 года не следовало добавлять в скобках дату по новому стилю, поскольку григориан­ский календарь был введён только с 5 октября следующего, 1582 года, причём пропустил лишь 10 дней и не предусматривал пере­счёта прежних дат.

Через два месяца, 18 февраля 1997 года, корреспонденция О. Григорьевой «Сила народная неисчерпаема» в той же газете напомнила, что «в минувшую пятницу (т. е. 14 февраля. - Н. Л.) исполнилось 415 лет с того дня, когда была снята осада Пскова». (На этот раз к дате 4 февраля 1582 года, когда ушли враги, добави­ли 10 дней, хотя и это делать не следовало.) В связи с юбилеем в храме Покрова Богородицы собрались представители областной и городской администрации, музея-заповедника, педагогического института, казаки, был отслужен молебен в память о погибших во время осады, и церковь после многолетнего перерыва вновь стала действующей. А в помещении смежной церкви Рождества Бого­родицы открыли историческую экспозицию, о которой рассказал сотрудник музея М. И. Зуев.

В заметке не случайно упоминались казаки. Ещё 29 октября 1993 года Община землячества казаков заключила с музеем до­говор о совместном использовании помещений этих церквей. Тогда они находились в плачевном состоянии и требовали значи­тельного ремонта. Он был произведён после того, как по просьбе Московской патриархии госорган по охране памятников передал церкви Покрова и Рождества Богородицы православному прихо­ду Псковской епархии в бессрочное безвозмездное пользование.

Но вернёмся к юбилейным датам. Публикация работницы юношеской библиотеки Антонины Васильевой в «Псковской правде» от 16 января 2002 года имела подзаголовок «К 420-летию победы Пскова в Ливонской войне». На этот раз дата ухода врагов из-под Пскова указана точно как в её заглавии («Месяца февра­ля в 4 день...»), так и в последних словах («4 февраля 1582 года миновала опасность раздела страны: это и есть дата победы»). А «Новости Пскова» воспользовались этой датой для очередного напоминания о необходимости спасения святых для псковичей мест. 15 октября 2002 года в них появился фоторепортаж О. Гри­горьевой и Т. Рязанова «Покровская башня: через 420 лет после снятия осады...», ярко обрисовавший неприглядный вид всего Покровского комплекса. Продолжение темы последовало 17 октя­бря, 5 ноября, 4, 5 и 19 декабря... Чистоту, конечно, навести уда­лось, верх плитяной кладки стен Покровской башни прикрыли оцинкованным железом, но главные её проблемы - сооружения шатра и эксплуатации - ещё предстояло решать.

А пока для патриотического воспитания псковичей была ши­роко использована новая, довольно «круглая» годовщина: со времени осады прошло четыре с четвертью века. Заранее, 1 июня 2006 года, «Новости Пскова» предоставили заведующей город­ской краеведческой библиотекой имени И. И. Василёва Людмиле Фёдоровне Русановой целую страницу для статьи «Навеки связан с Псковом». Напомнив, что в августе исполняется 425 лет от на­чала обороны Пскова, она подробно рассказала о ходе военных действий и особо отметила роль руководителя обороны - воево­ды Ивана Петровича Шуйского.

Главным юбилейным днём, как и 125 лет тому назад (в 1881 году), стало 8 сентября. За три дня до этого в администрации горо­да состоялась представительная пресс-конференция, на которой о предстоявшем в ближайшие месяцы праздновании сообщили представители власти и общественности. По мнению управления культуры (Ф. Д. Тесленко), юбилей должен пробудить интерес псковичей к истории города и их самосознание. Развернувшиеся бурные прения подробно прокомментировали газеты «Псковская правда» и «Псковская губерния». А задачу привлечь внимание горожан к событиям далёкого прошлого взяла на себя молодая газета «Время - псковское».

Накануне торжеств, 7 сентября, над её первой страницей поместили надпись: «Выпуск посвящается 425-летию героической обороны Пскова от войск Батория», а внизу дали план мероприя­тий на следующий день. На второй странице в рубрике «Точка зрения» Анастасия Соболева спрашивала: «О чём молчат камни» многострадального Покровского комплекса?» На развороте в кра­еведческом очерке «Город воинской славы» рассказывалось, как псковичи много веков славили подвиги своих предков. Ещё две страницы газета отвела прогулке по городу с Михаилом Медниковым, посетившим места боевой славы. Далее на четырёх стра­ницах разместили выдержки из дневника ксендза Пиотровского и из новеллы Валентина Пикуля, биографию «славного воеводы» Ивана Петровича Шуйского и три материала об иконах, напоми­нающих о тех временах.

Утро 8 сентября 2006 года началось в Пскове торжественным молебном в храме Покрова и Рождества Богородицы и продолжалось, несмотря на дождь, празднованием у памятника на петров­ском бастионе (с возложением гирлянды воинской славы и цветов, речами и театрализованным представлением). Затем краеведы Н. Левин и М. Медников в Покровском комплексе дали школьни­кам уроки истории. Днём музей-заповедник открыл в Приказной палате Довмонтова города выставку «Память славной обороны». Её посетители смогли увидеть русское и западноевропейское оружие тех времён, выписки из древних документов, редко экс­понируемую картину местного художника Георгия Попова (1901-1963) «Оборона Пскова в 1581 году». Впервые была представле­на изготовленная по заказу музея уменьшенная фототипическая копия известной картины Карла Брюллова «Осада Пскова». (Эта копия и сейчас находится в псковском музее.)

В заключительном месяце юбилейных торжеств 15 фев­раля 2007 года в городской краеведческой библиотеке имени И. И. Василёва состоялись Юношеские исторические чтения «Псков - защитник земли русской». Во время чтений для их участ­ников военно-исторический клуб «Кольчуга» провёл военно-тактическую игру «Оборона Пскова от войск польского короля Стефана Батория». В том же феврале оргкомитет предстоявшего в областной библиотеке Международного книжного форума «Русский Запад» объявил через газету «Новости Пскова» викторину «Знаешь ли ты псковскую книгу?». Все вопросы викторины были привязаны к событиям обороны Пскова в 1581-1582 годах и их отражению в исторической и художественной литературе.

* * *

Всё сказанное свидетельствует о том, какой глубокий след в истории оставила героическая оборона Пскова в решающие месяцы Ливонской войны и что делают псковичи, чтобы вечно хранить память о ней. К сожалению, за пределами Пскова эта страница военной доблести россиян известна только историкам. Между тем она достойна официального закреплённого праздно­вания, наравне с другими Днями воинской славы России.

Источник: Псков - город воинской славы : статьи и документы / [сост. Н. Ф. Левин]. - Псков : Псковская областная типография, 2010. - 446, [1] с. + План псковской крепости 1694 года (1 л.). - (Псковская историческая библиотека). - Библиогр. в конце глав.

• Оборона Пскова 1581-1582