(27 октября 1928 - 10 июля 2017)
Это большое интервью с Почетным гражданином Пскова и краеведом Натаном Феликсовичем Левиным записал старший преподаватель кафедры теологии Псковского государственного университета, рижский историк и главный редактор альманаха «Русский мир и Латвия» Сергей Александрович Мазур в 2017 году.
Натан Феликсович, страстный пропагандист псковской истории, в своих многочисленных беседах с псковскими журналистами скупо делился сведениями о себе, не считая это достойным внимания, сообщая лишь, что все можно найти в уже опубликованных материалах. В каждом своем интервью, неизменно начинал говорить о Пскове его истории, последних выводах и находках.
Сергею Мазуру удалось поговорить с Натаном Феликсовичем о его воспоминаниях и взглядах. Левин рассказал о винегрете в котелках для брата, спорте в эвакуации и других еврейских неприятностях, об уроках выживания, семье и фирменной системе воспитания детей Натана Левина. Как краеведение начиналось с хохмы и разоблачения неправильных данных о пребывании Ленина в Пскове, а затем стало важной частью жизни Натана Феликсовича, точность материалов которого была легендарной, а авторитет непререкаемым.
Беседуют Натан Феликсович Левин и Сергей Александрович Мазур
- С попытками интервью самые крупные псковские журналисты обращались ко мне много раз. Они приходили по три, четыре, пять раз и ничего не смогли сделать. Я не способен о себе рассказать ни за час, ни за два, ни за три, ни за пять.
- Расскажите самые простые вещи: где вы родились? Когда это было? Кто у вас были папа и мама.
- Это везде напечатано. У меня есть библиографический указатель, и в нем есть раздел (прим. - С. 104-108). Это толстая такая книжица, потому что у меня больше 600 статей отдельно, 25 книг, альбомов и изданий.
- Натан Феликсович, вы же в Резекне родились?
- Да нет, я родился во Пскове. Это папа мой родился в Резекне, жил там.
- Как его звали?
- Файвес Веньяминович.
- В каком году это было?
- В 1890 году он родился, их было 12 братьев – несметное количество. Один из братьев перебрался во Псков. Шапочная мастерская у него была, он работал портным. Когда началась Первая мировая война, моего отца забрали в армию и послали, как всех тогда посылали, в болота Пруссии. Где вся русская армия полегла, ну, не вся, большую часть пленили. И отец оказался в плену. К счастью, он был все-таки мастеровой, а портные нужны, и он работал по специальности, а когда в 18-м году начались немецкие революции, немецкие лагеря, он переехал во Псков.
- А почему не в Режицу (Резекне)?
- Потому что его братья из-за безработицы взяли и каким-то способом отправились в Америку. Но отец и я соблюдали правило не говорить об этом, и у нас родственников за границей не было, естественно. И он поселился здесь, во Пскове. Два брата женились на двух сестрах.
- На родных?
- На родных сестрах, да. Женились на двух сестрах – белошвейках, дочках сапожника.Отец и мой дядя, я назван Натаном по его имени.
- Где поселились?
- Этого я не помню,но я думаю, что поселились скорее всего напротив того места, где сейчас Ольга стоит (прим. – памятник Ольге работы скульптора Клыкова). Так что у меня самые псковские корни. Я здесь родился в 28-м году. Отец все время продолжал быть портным. Сначала он был частником, потом работал в мастерской.
- А кто ваша мама была?
- Вот я говорю: белошвейка, дочка сапожника, содержателя мастерской. В памятной книжке Псковской губернии эта мастерская упоминается.
- Первое в детстве воспоминание – какое?
- Эти места… Вот Николы со Усохи церковь, представляете, за универмагом – оттуда шел переулок, тут было построено прекрасное двухэтажное здание. В переулке, который шел от церкви Николы со Усохи, было подворье. Там церковь стоит Одигитрии, а рядом здание, которое скоро, может, освободят. Там было епископское подворье, а позднее госпиталь туберкулезный.
Вот мое детство, носился сколько угодно... Пытались меня в садик устроить – очень не понравилось, я с первого же дня сказал, что не буду ходить. Все мое детство было либо дома, либо на дворе. Зимой, в основном, дома, потому что я где-то в пять лет научился читать, а научился читать быстро потому, что у меня братья родились. В каждой из семей родились мальчики, мои братья. В 22-м, может быть, 21-м году они поженились, мои отец и дядя. Так получилось, что у меня один родной, а один двоюродный.
Когда мне было семь лет, умерла моя мать, и умер мой дядя за несколько месяцев до моего рождения. Поэтому меня назвали его именем, и естественно, что семьи воссоединились, так что вот единая получилась, я считаю их родными братьями.
- Вы старше, получается?
- Нет. Это они старше, они в 23-м (родились), а я в 28-м.
- В школу вы пошли – как полагается?
- Как полагается, да... Мне скучно, а зимой – куда, чего? Тогда ни катки, ничего. Я заставил братьев объяснить мне все буквы, и в пять лет уже спокойненько читал.
Когда надо было идти в школу – тогда раньше 8 лет не принимали ни в коем случае, строго-настрого, а я-то 27 октября родился. А я и так уже надоел своим родителям до невозможности: и баловства всякие во дворе, и все такое прочее. И они привели меня в школу, первая школа, мужская гимназия, знаете, да? И сказали «примите, пожалуйста, он вам прочтет и сосчитает все, что вы хотите». Они суют мне букварь, я открыл последнюю страницу и гладко быстренько прочел, меня благополучно приняли в школу до 8 лет, 1 сентября.
- Тогда еще делились гимназии на мужскую и женскую?
- Да нет, это была первая средняя школа, как и сейчас. Она была близко – что там, два квартала прошли, и тем более братья учились тоже там, и поэтому спокойненько учился 5 классов в 1-й школе.
- До начала войны, а братья уже закончили к началу?
- Старший братец очень увлекался театром и прочим, поленился и пропустил один год: два года сидел в одном классе. А сам прекрасно в театре выступал, прекрасно малевал афиши для Дома пионеров, а я ему таскал их, помогал. Но, как бы там ни было, и старший на несколько месяцев в той семье Бома, Беньямин, окончил школу в 40-м году и поступил в Военмех в Питере.
Естественно, попал в блокаду. Его в армию не взяли, нашли ему должность – выжил благополучно. Когда началась разгрузка Питера, он приехал к нам, а мы эвакуировались в Ульяновск.
- Натан Феликсович, а как вам учеба давалась в Пскове?
- А запросто. Я же одни пятерки всю жизнь получал. Единственно – в эвакуации очень тяжело было, особенно первые годы. Мастерскую отца забрали, а он уже довольно престарелый, его где-то хорошо поколотили, почку из-за этого потом вырезали.
- За что?
- Тогда всех вызывали в КГБ, заставляли, били, и отец прошел эту историю. Было трудно, голодали, поэтому практически одинястоял в очередях на отоваривание карточек. На улице Ленина в школе имени Сталина.
- Как вы встретили известие о войне, вы помните этот момент?
- А помню! Он меня очень удивил. Полная тишина в городе. Казалось бы – объявили, я пошел посмотреть что…
…Мы их айдатами называли - местных ульяновских жителей, очень суровый народ. За то, что я еврей, меня часто поколачивали, и школу приходилось обходить, обегать, и поэтому я очень хорошо бегал. И стал чемпионом университета, когда поступил в Питерский.
- А в Пскове такого не было?
- Нет, как-то поспокойнее. Дело в том, что Псков близко от черты оседлости. А ремесленникам можно жить за чертой оседлости, если их приняли в ремесленный цех. Я нашел документы в архиве, как мой дедушка, сапожник, сдавал экзамен, и его приняли. Все еврейские неприятности, которое наше государство взвалило на евреев, испытала наша семья в достаточной степени.
- Если Псков взять и Ульяновск – еврейские семьи как-то вместе селились?
- Нет, у каждой своя работа, профессия. В этот дом (прим. - в Пскове) поселились шесть еврейских семей. А я присутствовал, когда эти шесть семейств собрались на лестнице и обсуждали, что делать. Одни говорили: нам стало легко при немцах, немцы-то культурные люди. А другие уже слышали о фашизме и прочем. Разделились напополам: трое уехали, у моего отца оказалась умная (прим. – семья).
Мы в последнем эшелоне уехали из Пскова в товарном вагоне. Мы были голые, разутые: отец, мать (прим. – тётя) и я. Братья – один в блокаде, второй перед 21 июня закончил в Пскове школу, его направили в военно-артиллерийское училище, он его благополучно закончил, и всю войну провоевал, в Берлине закончил.
- Как его звали?
- Совсем странно – Мейер.
- С орденами, наверное?
- С орденами.
- Поезд напрямую до Ульяновска не шел?
- Нет. Отец очень хорошим закройщиком был, поэтому мне очень хорошо было собирать открытки (прим. – Псков на старых открытках), ходить по старушкам – всех обшивал. Мне показывали то, что он когда-то им пошил. Портной был замечательный, и он сумел найти клиентуру, и среди начальства, ульяновских женщин, у нас уже и крупа была, а тот первый год – ужас голодный. Тогда у меня в 8 классе были четверки.
Обыкновенная биография: когда Псков освободили, не пускали туда сначала. Отец пошел к властям: хотим как можно быстрее вернуться. С властями он был в хороших отношениях, ему сказали: пишите кому-то во Псков, и швейная артель прислала вызов, и мы летом сразу поехали, при полном отсутствии сообщения пробирались до Пскова и добрались еще летом.
Был я счастлив чрезвычайно: меня с 9-го класса отпустили без экзаменов, выставили оценки приличные, и я поступил в единственную школу, которая была во Пскове – это 9-я школа сейчас, на улице на Льва Толстого. Остальные еще не успели восстановить.
- Как же у вашего отца могли быть хорошие отношения с властью, если в Пскове его НКВД забирало?
- Так это было в 20-е годы, кто там помнит, это было еще до войны. Его в армию не взяли, потому что почку вырезали.
- Вернулись и жили в том же доме?
- Ничего подобного. Дом разрушен был, а жили – нашли другую еврейскую семью, которая как-то еще раньше оказалась во Пскове, им дали комнатку. Это дом 6 на Плехановском посаде сейчас. И вот проходная комнатка через чужую, потом их малюсенькая комнатушка с одним окном. Они жили-спали, мы на полу лежали. Но, к счастью, их квартира, где сейчас управление культуры напротив театра – сохранилась, и через 3 месяца им вернули довоенную квартиру, а мы остались жить вот тут. Родители и я до женитьбы жили в Плехановском посаде.
Учиться мне нетрудно было. У меня была подружка – дочка прокурора, помощника прокурора, и я у них бывал, помогал немножечко ей заниматься, и вот он (прим. – отец подруги) мне объяснил: дорогой, пойми, поступить очень трудно, потому что везде сплошная демобилизация, везде демобилизуем без всяких экзаменов, без всякого якова принимают в высшие учебные заведения. А у меня голова работает – я ж не собирался грузчиком, да и не было особо способностей к ручной работе. Во-первых он посоветовал, и он был прав, избрать профессию юриста – я считаю, это замечательная специальность. И поступить в университет, но для этого есть только одна-разъединственная возможность: надо закончить школу с золотой медалью. Тогда только второй год, как появились в стране золотые медали. В Положении о золотой медали безоговорочно сказано, что принимают безо всяких экзаменов в любой вуз. И я занялся усиленно занятиями и получил первую золотую медаль для Пскова. Мы с отцом съездили, зашли в приемную комиссию, написали заявление – и так я попал в Питере благополучно в университет на юридический факультет, занимался.
- Где вы жили там?
- У меня всё своеобразно. Интересна логика правителей: университет на Васильевском острове, 12 коллегий, а общежитие, одно из общежитий – на Малой Охте. Это за Смольным. Час добирались мы. Хотя общежитие было и близко, но национальность, как всегда, помогает.
Мы решили, что все-таки умнее житьвдвоем с братом. А у него общага напротив Варшавского вокзала. Мы купили раскладушку и благополучно поставили ее – брат там с хорошим парнем жил, и мы жили вместе. Студентами не голодали: родители яички подошлют, а потом я быстро сообразил, что можно себя подкармливать: поэтому на последней лекции я сидел у самых дверей, и самый первый прибегал в университетскую столовую. У меня всегда был полный портфель – там лежала пара котелков военных, а там без карточек давали винегреты, и я себя и брата кормил винегретами.
Леон Анна. Псков. Натан Левин - ведущий краевед Пскова.
- То есть и в Ленинграде своеобразное отношение к евреям было?
- Всегда. Как было – мне работу после университета не дали. Я с золотой медалью окончил школу, и с отличием закончил университет, естественно, не имея ни одной четверки за все 5 лет обучения. И повышенная стипендия была, тоже соображение.
Замечательный преподавательский состав, все прекрасно, все замечательно. Но случилось несчастье: 50-е годы – Израиль появился. И враждебное отношение. Дело «Джойнт» (прим. - «Американский еврейский объединённый распределительный комитет»), дела врачей, и все эти выдуманные вещи – попытки умертвить Сталина и все прочее –свалилось на год окончания университета, 51-й год.
- И вы это все чувствовали…
- А это очень просто: они делали все формально как следует: по дипломам в одних из первых на комиссию приглашали тех, кто имеет дипломы с отличием. И я пришел туда, а там сидят люди и не знают, что им делать. Они не могут давать евреям работу. Из Пскова был представитель от управления юстиции. А когда меня пригласили, он отвечает, что у него работы нет. И вот стоят они и не знают, что делать. Наконец из Вологды раздался голос: у меня, пожалуй, найдется местечко в самом отдаленном районе Вологодской губернии – нотариуса. Я говорю: я не могу, потому что у меня родители-то инвалиды. В Вологду я их перетащить не смогу, у нас и так жилье плохое во Пскове, и надо их как-то содержать. Так что я не могу подписать направление.
Но мне повезло: в одном классе со мною мальчик учился – Самойлов, а его отец был председатель коллегии адвокатов Псковской области. И поэтому я так спокойно относился, потому что я перед тем, как с ними разговаривать, говорил с соучеником, а мы с ним дружили. И мне было сказано: плюнь на всё, ничего не подписывай, бери диплом и приезжай. И, не глядя на начальника управления юстиции, я был принят адвокатом.
- То есть вы в Пскове оказались в каком году?
- 51-м.
- И проработали в коллегии?..
- 3 года, потому что мне страшно не понравилась эта работа.
- А чем вы там занимались?
- Адвокат. Выступления в суде по назначению, обычная адвокатская работа. А дело в том, что меня интересовала хозяйственная работа, и я нашел работу юрисконсульта в учреждениях и быстро переквалифицировался. Но 3 года – куда деться – ну, не получалось, я не умел: надо было брать клиента за горло и получить деньги, понимаете? Надо было начинать разговор с того, как они оплатят, а были там всякие, у которых и платить-то нечем. Так что заработок у меня там был ничтожнейший – хорошо, что отец тогда еще работал, дома подрабатывал, так что мы благополучно жили. Потом его в мастерскую, тут такое военное ателье было, приняли, он закройщик был очень опытный.
- Когда вы вернулись в Псков, город был еще разрушен, конечно?
- Да, мы тут на восстановлении, на разборке завалов работали. Вот этот квартал, где Ольга стоит, он же был полностью разрушен. Это был самый популярный центральный квартал, и ни единого знания не сохранилось.
- То есть вы приехали, и вам приходилось ходить еще на разборку?
- Да. Да какая разница? Учились, потом ходили – обычное дело.
- Не платили за разборку?
- Да какое, ну что вы – восстановление родного города.
- Магазинов не было или по карточкам?
- Были карточки.
- Рынок работал?
- Работал. На Запсковье – как перейдешь, направо улица Герцена, и вот там площадь перед церковью Богоявленской. Тех домов, которые стоят, еще не было – вот, это была барахолка псковская.
- Дорого все стоило?
- Не знаю.
- Не ходили?
- Мама. Ну, мама-тетя.
- Как ее звали?
- Ида Самойловна. Это ее дело, у нее тут приятели, немало семей вернулось, так что их любимое место встреч – на базаре, на барахолке: курочку купить, поговорить, поболтать и все такое прочее.
- А как называлось учреждение хозяйственное, в которое вы поступили?
- А я несколько юрисконсульств перепробовал. Сначала одно учреждение было устойчивое: у коллегии адвокатов появилась заявка, и они послали меня, чтобы я исполнял юрисконсультскую работу. И там меня «перекрестили», потому что и брата никак не звали в армии Мейер, а называли Михаил Федорович. А в действительности – типичное отчество Файвесович. Вот как юристу выступать или юрисконсульту? Вот мой приятель, который пошел представлять, сказал: давай мы чего-нибудь придумаем на «Ф»? И вот вместо Файвесовича я стал Феликсовичем. И сейчас в удостоверении почетного гражданина я Натан Феликсович, но это обычное явление.
Вручение удостоверения «Почетный гражданин города Пскова» Натану Феликсовичу Левину.
- Ваша работа была – договоры заключать и прочее?
-Да, договоры. Тогда была объединенная база Ростекстильшвейторг. Тогда шло распределение – все предприятия, заводы сдавали всю продукцию оптовым базам. Поэтому я вот там и поступил. А когда семья появилась - надо немножко подрабатывать, я прихватил еще парочку юрисконсульств.
- А когда у вас семья появилась?
- Нескоро появилась, в 50-е годы – 56-й год.
- Как вашу жену звали?
- Она жива.
- Как ее зовут?
- Маша.
-Мария, русская?
- Представьте себе – именно Маша. Когда ее регистрировали в белорусской деревне, спросили, как назвать ребенка, она (прим. - мать жены) запросто сказала – Маша. И в свидетельстве о рождении так и написали – Маша. И она Маша Хаймовна. Она врачом по распределению во Псков попала, и на работе ее называют Мария Ефимовна. Вот такие дела.
- Как вы познакомились?
- Как-то познакомились…У всех была забота женить, ну, как же – уже 56-й год, это сколько, вы представляете, мне лет – под 30. И Анечка Геликман (дружили семействами) подводит в Пушкинском театре: вот, познакомься. И, в общем, мы так познакомились, и через несколько недель пошли в ЗАГС и без всяких цветов, записались и всё.
- А театр хороший был в Пскове?
- Да, потому что там питерских-то много было привозных спектаклей. Не только свои постановки, тут были и оперетты, и все, что угодно. Так что театр я посещал, не помню, пьеса какая тогда шла…
- И билеты было легко купить?
- А чего, Псков-то маленький. В школьные годы у нас проблема была. Мы ж старшие, 10-й класс, поэтому нас в последнюю смену, а последняя смена, а театр-то! Так что мы тайком сбегали с приятелем и уходили в театр. Да много в жизни было, чего там.
А то, что эту базу я с удовольствием вспоминаю, потому что мне очень надоело (прим. – в коллегии). Там был представитель, не буду уж я называть фамилию, зачем это надо – не мог, конечно, вытерпеть, что Самойлов набрал несколько евреев. Ему это было в попрек, и тот предъявил ультиматум: освобождайте Псков от евреев.
- Это был уже конец 50-х годов?
- Нет, это был 53-й, это все было до смерти Сталина. Поэтому числился в коллегии адвокатов и в юридической консультации города, но меня сослали в Карамышево. Вот я там год отмыторился, когда Сталин умер…
А я продолжал обслуживать эту самую фирму Ростекстильшвейторг. А потом эти фирмы разделили: отдельно «текстиль», отдельно «швей». Затем Виктор Васильевич Крутиков пригласил меня на должность заведующего секцией чулочно-носочных и трикотажных изделий. Когда освободилось место его заместителя, я стал заместителем управляющего областной швейной торговой базы. Это уже серьезная должность, это приличный заработок.
- Натан Феликсович, а как же ваши дети?
- А что дети – у детей моя система воспитания.
- Сколько их было?
- Двое сыновей – не было, а есть.
- Извините. Как их зовут?
- Лёва и Гриша. Лёва – в честь дяди из сыновей сапожника. Он был врачом, его взяли в армию, и он погиб в первые годы. А Гриша – так уж, надо было что-то придумать.
- Какая у вас была система воспитания?
- А система воспитания – не оставлять без контроля и не делать ничего вместо них. А контроль требуется всего лишь два-три года. А когда ребенок настроился, что он должен работать самостоятельно и умело, а не сделать не может потому, что папа не позволит – вот это и есть система. И еще своя система приучить ребенка читать.
- В чем она?
- А очень просто. У меня всегда было огромное количество книжек-малышек, их можно быстро и легко читать. Когда ребенок в первом классе, ему даришь большой красивый альбом, и после прочтения книжки там он записывает автора, название и количество страниц. Когда их набирается 10 – лимонад или торт, всегда поощрялось. Вот я не догадался это применить на старшем, а младший, Гришка, до сих пор читает много-много и продолжает вести этот дневник безо всяких поощрений. Видите, сколько может человек придумать.
И получилось так, что дети привыкли уже самостоятельно работать. И у меня кончилась семейная работа. Ну, на лыжи там, то, другое сводим, в Корытово съездим. У них спортивное направление всегда было, и вот Гриша – мастер спорта по ориентированию.
И получилось, что я оказался как бы без дела. В 69-м году появился счастливый случай – в газете я прочел объявление, что Псковское экскурсионное бюро приглашает на курсы внештатных экскурсоводов. Я подумал, а чего бы мне не попробовать. А интерес какой-то был к Пскову подсознательный. У меня вся литература о Пскове, которая до этого времени вышла, вот вся абсолютно, и до сих пор она цела и лежит. И поэтому мне было легко, интересно, и я пошел на эти самые курсы, и составил все, какие нужно было, тексты, и изучил музей Ленина внимательно, потому что без музея Ленина не принимали экскурсии в зачет. И в 69-м году я занялся этим усиленно – стал водить экскурсии.
- Но как это – вы остались без дела, вы же юрист?
- А для души какое-то занятие надо человеку.
- То есть вы продолжали работать юристом?
- Ну, как же – семью кормил и уже не юристом, а замуправляющего базы был, но все равно свободное-то время у меня есть, детей-то мне не надо воспитывать, а потом они уже студентами стали, и я пошел на эти самые курсы и благополучно их закончил, и благополучно водил экскурсии. И вот когда водил экскурсии, то стал убеждаться, что в музее-то Ленина – вранье о Пскове. Они не знали дореволюционного Пскова, как выглядел Псков до революции. У них даже место, которое я быстренько определил, где Ленин работал с земскими статистиками, было определено неправильно. Решили, что здание, которое Псковгражданпроект - было здание присутственных мест, а перед ним памятник Александру II. Хотя в действительности статистический комитет, статистическое бюро при губернской земской управе находилось в дворянском доме– Советская, 50.
Как бы там ни было, мой въедливый характер заставил заниматься. Внимательно изучить, разобраться, написать первую статью… А тут вышла книга «Мечтаю о Пскове» Зорин, может быть, слышали, о пребывании в Пскове Владимира Ильича Ленина – самая популярная книга когда-то была. Мне там увиделось очень много ошибок, я стал копаться в документах, а потом понял, что копаться в документах бесполезно. Любой, кто начинает заниматься краеведением, должен прочесть, если краеведение предреволюционное, периодику, газеты – согласны? А с 38-го года (прим. – 1838) во Пскове появились «Губернские ведомости», и за 80 лет я перечитал их и законспектировал все, и разнес по темам, по людям.
Я в 70-м году написал критическую статью для «Псковской правды». А у меня приятель там был, секретарь, почитал, посмотрел, говорит: слушай, мы не можем – ты не о Ленине рассказываешь, а о купцах, которые сдавали эти здания. «Ну, подправь, как можешь!» Ну, в общем, подправили «как можешь», и появилась моя первая краеведческая статья.
- То есть с главным редактором вы были знакомы?
- Нет, это был секретарь редакции, что куда важнее (смеется) – Алешин Владислав Андреевич, замечательный человек. Мы договорились, и я стал часто пописывать статейки – вот они в библиографическом указателе. Уйму тем, которые я подымал, рассказать невозможно. Я создал столько биографий людей, которых не существовало бы никогда – и о губернаторах, и о предводителях дворянства, и о купцах.
- С университетом у вас есть какие-нибудь отношения?
- Да нет, не очень, но главное не с университетом: дело в том, что есть замечательный человек Анатолий Васильевич Филимонов, и где-то в 94-м году они создали журнал «Псков». И с первого номера пригласили меня, и я для хохмы написал статью, как Кутузовский сад стал Кутузовским. Липовый Кутузов собрал деньги, нанял людей… и с тех пор он Кутузовский – памятник Кутузову туда поставили. Этот рассказ был моей первой публикацией. И с того времени мы с Анатолием Васильевичем дружим все время, в каждом номере, сколько их там уже – 44 номера – журнала «Псков» без моих статей не бывает.
- А с историками псковскими вы дружны?
- Смотря с какими. С одним очень не подружился – этот зазнаистый. Но это длинная история, так что всяко.
Остальное все в работах. Потом мы очень долго добивались, что надо переиздавать дореволюционные издания. И вот директор типографии Биговчий получил заказ на переиздание книги по истории Острова, потом Опочки. Я как узнал, побежал к нему и говорю: это дело доброе, но слушай, нельзя издать книгу Панова и Софийского, не дав биографию, правильно? А биографии никто не сделает по дореволюционному человеку, дай мне месяцок, и я сделаю тебе биографию.
Потом решили: это должно быть единое оформление, единая серия «Псковская историческая библиотека». Первые 10 книг вышли с моим активнейшим участием. И переиздания Болховитинова, я уговорил, договорился, и потом мне поручили справку обоснование для звания «Город воинской славы» Псков в 10-м году.
Читать в Электронной библиотеке:
Библиографический указатель публикаций псковского краеведа Натана Феликсовича Левина. - Псков, 2017. - Полный текст>>>
Коллекция «Из трудов псковского краеведа Н. Ф. Левина»>>>
Коллекция «Псковская историческая библиотека»>>>
