55 лет назад - в сентябре 1962 года Надежда Яковлевна Мандельштам приехала в Псков преподавать английский язык. Два учебных года она проработала в Псковском педагогическом институте.
В 1955 году в Пскове на восточной стороне площади Ленина (до войны на этом месте находилось пересечение улиц Петропавловской и Сергиевской) началось строительство четырехэтажного здания Педагогического института.
В сентябре 1960 г. строительство пединститута им. С. М. Кирова было завершено, а 6 ноября того же года перед ним торжественно открыли монумент В. И. Ленину работы скульптора Г. Е. Арапова и архитектора П. С. Бутенко.
В 1956 году Псковский педагогический институт в числе других педвузов был переведен на 5-годичный срок обучения и стал готовить учителей широкого профиля. Летом 1957 г., по решению Совета Министров РСФСР с Псковским пединститутом был объединен Выборгский, что привело к увеличению числа преподавателей до 100, а контингент студентов превысил 1000 человек. Институт стал одним из крупнейших педагогических вузов Северо-Запада России. В 1963 году в результате разделения историко-филологического факультета образовался самостоятельный факультет иностранных языков.
Два учебных года с осени 1962 и до 1964 английский язык в Псковском педагогическом институте преподавала Надежда Яковлевна Мандельштам.
Ниже приведена глава «Таруса-Псков-Таруса» из очерка П. Неллера «Свидетельница поэзии».
Нерлер, П. Свидетельница поэзии : очерк жизни и творчества Надежды Мандельштам / Павел Нерлер // Вопросы литературы. – 2014. – май-июнь(№ 3). – С. 258-323. – Библиогр. постранич. – Режим доступа: http://magazines.russ.ru/voplit/2014/3/15n.html. - 29.08.2017.
Из содерж.: Таруса – Псков – Таруса. – С. 286-291.
О пребывании Надежды Яковлевны Мандельштам в Пскове с сентября 1962 по 9 августа 1964 года.
Таруса - Псков - Таруса
Осенью 1958 года Н. Мандельштам прекратила преподавать в Чебоксарах и вышла на пенсию, несколько не дотянув до положенного двадцатилетнего трудового стажа. Но еще летом она срочно покинула свою 11-метровую комнату и выехала в Москву, где Союз писателей обещал выделить ей комнату (или, вариант, двухкомнатную квартиру на двоих с Ахматовой) в только что отстроенном писательском доме. «Людям из других городов, - писала Н. М. ректору института К. Евлампьеву, - вообще-то ордеров не дают <...> Но Союз Писателей мощная организация и, может, добьется своего <...> Но очень возможно, что я вернусь. Т. к. получение комнаты для иногородних в Москве это чудо, а чудеса не частая вещь».
Чуда не произошло, а в Чебоксарах уже начался семестр, и в результате получился «третий вариант». Надежда Яковлевна осталась зимовать в советском «Барбизоне» - Тарусе. Ее первым тарусским домом стал дом Е. Голышевой (1-я Садовая, 2), куда ее прописали как домработницу. Вторым - трехоконный дом на горе по улице К. Либкнехта, 29. Хозяйка - тетя Поля, Пелагея Федоровна Степина, - прописала ее уже как таковую. Три из четырех комнат были в распоряжении Н. М. - с расчетом на гостей. Жизнь для немолодой женщины была довольно спартанской - осенне-зимняя холодрыга, дрова, печка, колодец, удобства на дворе.
Здесь, в Тарусе, - уже летом 1958 года - она впервые и засела за воспоминания. Здесь же, можно сказать, состоялся и ее литературный дебют. В 1961 году Надежда Яковлевна приняла участие в нашумевшем альманахе «Тарусские страницы», где под псевдонимом «Н. Яковлева» были напечатаны ее очерки.
Осенью 1959 года - подозрения на рак поджелудочной железы, к счастью не подтвердившиеся. Но отсюда и тогда - снова мысли о завещании и о наследниках: им должен был стать коллектив, в котором она первоначально видела Н. Харджиева, Л. Гинзбург и Б. Бухштаба.
Пенсия по возрасту, которая полагалась Н. Мандельштам, была настолько мала, что со временем она решилась поработать еще и снова стала подыскивать себе очередной провинциальный вуз. Особо долго искать не пришлось - все разрешилось само собой летом 1962 года прямо в Тарусе. Там в то время отдыхали Лидия Яковлевна Гинзбург и Софья Менделевна Глускина, преподавательница Псковского государственного пединститута им. С. М. Кирова и сестра жены философа и историка-античника И. Амусина, которого Н. Мандельштам хорошо знала еще по Ульяновску. Вернувшись в Псков и переговорив с Иваном Васильевичем Ковалевым, ректором института, она отбила в Тарусу телеграмму с приглашением от его имени в Псков.
Итак, еще два года - с сентября 1962 по 9 августа 1964 года - Н. Мандельштам в Пскове. «Почему Псков?» - спросила ее Ахматова уже в 1963 году. «А “фер-то ке”?» («А что же делать?»), - отшутилась Надежда Яковлевна. И добавила: «Псков выручает».
К Пскову она быстро привыкла, город ей, как и Чита, понравился. Еще 16 сентября она называла его «чужим и красивым городом», а уже 27 сентября отчуждение испарилось: «Псков производит чудное впечатление вместе со стариной и новыми домами. Масса зелени. На 11/2 месяца отдельная однокомнатная квартира. Но что будет дальше?» В октябре Н. Мандельштам еще выше подняла его рейтинг: «Псков - город - прекрасен. Институт хороший».
В Пскове она сменила несколько адресов. Сначала и недолго - прекрасная комната в старинном доме на Октябрьском проспекте, рядом с Главпочтой и очень близко от института. Одно время она жила и у Майминых. А потом начались псковские наемные комнаты. В одну из них - «каморку с печуркой» - к ней приходила Л. Вольперт: Надежда Яковлевна покорила ее интересом к шахматам.
Навещали ее друзья из Москвы, как, например, Вячеслав Всеволодович (Кома) Иванов, приехавший к ней специально на 25-летие со дня смерти Осипа Мандельштама (с ним были еще Симон Маркиш, в то время античник, и Виктор Хинкис, будущий переводчик «Улисса»).
Н. Я. Мандельштам в Пскове на почте
В первую же псковскую зиму - в феврале 1963-го - ее проведали И. Бродский с М. Басмановой и А. Найман с Э. Коробовой, приехавшие полюбоваться старинной псковской архитектурой и передать ей книжки и привет от Ахматовой. А. Найман позднее вспоминал:
«Она снимала комнатку в коммунальной квартире у хозяйки по фамилии Нецветаева, что прозвучало в той ситуации не так забавно, как зловеще. Она была усталая, полубольная, лежала на кровати поверх одеяла и курила. Пауз было больше, чем слов, явственно ощущалось, что усталость, недомогание, лежание на застеленной кровати, лампочка без абажура - не сиюминутность, а такая жизнь, десятилетие за десятилетием, безысходная, по чужим углам, по чужим городам. Когда через несколько лет она наконец переехала в Москву, это был другой человек: суетливая, что-то ненужное доказывающая, что-то недостоверное сообщающая, совершенно непохожая на ту до конца дней явно или прикровенноссыльную, которой нечего терять и недопустимо и унизительно - прельщаться мелочами беззаботной жизни вольняшек.»
Среди коллег по институту, помимо Амусина и Глускиной, - заведующий кафедрой русской литературы профессор Евгений Александрович Маймин с женой (Татьяной Степановной Фисенко, работавшей у него же на кафедре), декан историко-филологического факультета Софья Ивановна Колотилова, молодые преподавательницы - Лариса Ильинична Вольперт и Лариса Яковлевна Костючук, преподавательница философии Металлина Георгиевна Дюкова, заведующая библиотекой Лариса Михайловна Курбатова. Вне института - отец Сергей (Сергий) Желудков и его семья.
Студенты были, конечно, разные, и не все могли оценить то качество знаний, что им предлагала Н. Мандельштам. Некоторых из своих гостей она даже «предъявляла» студентам, например Фриду Абрамовну Вигдорову (для добрых знакомых - просто Фриду), журналистку и депутата Моссовета.
От предложенного ей деканом факультета иностранных языков (Петром Ивановичем Ивановым) соучастия в травле художников с Манежной выставки Н. Мандельштам категорически отказалась. Вместо этого она, чем могла, поддерживала провинциального художника-изгоя Алексея Аникеенка, прозванного казанским Ван Гогом. Урывками, но продолжала писать и «Воспоминания».
За два года Надежда Яковлевна пресытилась Псковом - весной 1964 года она с трудом доживала последние месяцы и недели. На третий год она уже ни за что не осталась бы - независимо от того, получила бы она в Москве прописку или нет. Она рвалась на волю, «к себе» - в Тарусу или в Москву, к своей работе, к своим друзьям, к своему брату с невесткой.
Но и переехав в Москву, Н. Мандельштам еще несколько лет ежегодно наведывалась в Псков, останавливаясь у отца Сергея Желудкова.
P.S. Сон о преодолении страха. Фрагмент из книги Ральфа Дутли «Век мой, зверь мой. Осип Мандельштам. Биография».
В течение многих лет ее мучили кошмарные сны. Уже в московской квартире (после 1965 года) она часто, по устному свидетельству Юлии Живовой, кричала по ночам тем «животным криком», который начался у нее зимой 1937–1938 года, когда свирепствовал террор. Но был у нее и сон о «преодолении страха», который снился ей в Пскове в 1962–1964 годах и о котором она вспоминала до конца жизни. Во дворе дома стоит грузовик с тарахтящим двигателем. Входит Мандельштам и будит ее словами: «Вставай, на этот раз за тобой… Меня ведь уж нет…» Она отвечает ему во сне: «Тебя уж нет, а мне все равно». Потом поворачивается на другой бок и спокойно засыпает. В других снах Осип зовет ее к себе. Она была убеждена, что он ждет ее. Она верила в их встречу, мечтала о новом свидании с ним. Вся ее поздняя жизнь вращалась вокруг «Оськи» — так она ласково называла его; он был смыслом ее существования, ее вторым «я». Посторонним могло казаться, что она никогда с ним не расставалась, хотя ей пришлось прожить без него долгие десятилетия.
___________________________________
См. также:
Федоров В. Псков не заметил, как к одной из его жительниц приезжали Иосиф Бродский и Александр Солженицын // Псковская провинция. – 2011. – 7 дек. – Режим доступа: http://province-pskov.ru/province/2011/91/1199
