«Каждому русскому Россия, нищая, разутая, бесхлебная, кладбищенская - величайшей скорбью была - и радостью величайшей, всеми человеческими ощущениями, доведенными до судороги…»
(Б. Пильняк «Третья столица»)
Образ Себежа, псковской жемчужины в окружении прекрасных озер, вдохновлял многих авторов на творчество. Один из них – русский советский писатель Борис Пильняк (1894-1937). Бывал ли он в Себеже или нет, нам, к сожалению, неведомо, но город навсегда остался на страницах его повести «Третья столица».
«… Я писал «Третью Столицу» сейчас же по возвращении из-за границы, - по сырому материалу, писал, главным образом для Европы, поэтому моя печка где-то у Себежа, где я смотрел на Запад, не боясь Востока (на востоке, как известно, восходит солнце)...» (Б. Пильняк. Москва. 3 окт. 1922 г.): повесть была написана Пильняком вскоре после возвращения из зарубежной поездки. Впервые опубликована в 1923 г.
Исследователи творчества писателя отмечают, что эту повесть нельзя отнести к его художественным удачам, но она важна, поскольку открывает очень важную тему его творчества – судьбы России в послереволюционную эпоху.
Когда повесть появилась в печати, эмигрантский критик А. Бахрах в своей рецензии дал ей негативную оценку: «В повести есть несколько отдельных подлинных и ярких страниц, но взятое все вместе оставляет впечатление тяжелого, длительного и едва ли нужного бреда».
Почему так? Дело в том, что это произведение в полной мере выражает основные черты всего творчества писателя, которые в совокупности делают его тяжелым для восприятия: орнаментализм, сюжетную разорванность, обильную цитацию, самоцитацию, внедрение в ткань повествования «чужого» слова, обилие метафор, так называемый монтажный тип повествования, когда мысли автора будто «набегают» друг на друга.
Однако если обойти стороной все текстологические неровности, то на первый план выступают очень важные и актуальные проблемы русской литературы. Прежде всего, это судьба России. В одном из самых сильных, по мнению критиков, произведении автора – романе «Голый год» (1920), Россия предстает Небесной империей, духовной страной, чаемого светлого рая – будущего, «небесной страной». Та же мысль проявилась и здесь – в «Третьей столице» - но не столь выразительно.
Здесь героем повествования становится русская провинция с ее духовной сущностью – город Себеж, да «холмы и болота, да поселок с белой церковью»: «…В восемнадцати верстах была граница Р.С. Ф. С. Р., город Себеж, кругом были холмы и болота, Полесья, в лесах. Иммигранты возвращались на родину - из Америки. Еще - последний раз - пограничники осматривали паспорта».
И далее: «К сумеркам пришел из России, с Себежа, паровоз баба (в России мешочники подразделяли паровозы на мужиков и баб, по звуку гудка, бабы обыкновенно были товарными). Баба потащила вагоны. Баба первая рассказала о русской разрухе, ибо у той дощечки, где сердце каждого сжималось от надписи - граница, текла внизу речушка в синих льдах и были скаты холма, а вдалеке внизу лежал поселок с белой церковью, баба остановилась, и пассажирам предложили пойти грузить дрова. И Себеж встретил метелью, сумерками, грязью, шумом мешочников, воплями и матерщиною на станции…».
Изображение русской провинции особенно удалось автору, о чем писала критика того времени, отмечая глубокое знание и достоверное ее изображение: «Русское, уездное настроение так задушевно передается в рефренах «Третьей столицы»… Пильняк начал, как бытописатель русского уездного города, с его тоскующей, развратничающей, тихо догорающей в нелепой жизни, немного резонерствующей, интеллигенцией» (Г. Горбачев).
Себеж
Известно, что сам автор считал это произведение очень удачным: «Пишу <…> повесть <…>, - единственное настоящее, что мною написано, о загранице, о России, о мире, - «Третью столицу» («Мать-мачеху»)». Чуть позже в произведении «Расплеснутое время» (1924), он говорил: «Мне выпала горькая слава быть человеком, который идет на рожон. И еще горькая слава мне выпала - долг мой - быть русским писателем и быть честным с собой и Россией».
Эти строки очень важны для понимания всего творчества писателя, которое на многие годы после его трагической смерти было затеряно в глубинах литературной памяти нашей страны.
Борис Пильняк был действительно очень русским писателем, в связи с чем, и его творческая жизнь складывалась очень удачно. В 1918 г. он была назначен председателем Всероссийского союза писателей, чуть позже издал свой роман «Голый год», который принес ему мировую славу, а в 1922 году в числе первых официальных представителей советской литературы он выехал за границу – сперва в Ревель, а затем в Германию. На него возлагалась миссия представлять на Западе пролетарских писателей, которые смогли «сформироваться в революции». Поездка была удачной, его благосклонно приняли представители «русской Германии», в том числе А. Белый и А. Ремизов, которые считались его литературными наставниками.
Тогда его критиковала литературная общественность, но он оставался одним из самых издаваемых в Советском Союзе писателей. Один за другим выходили его романы: «Машины и волки» (1925), «Волга впадает в Каспийское море» (1930), «О’кей! Американский роман» (1931); повести «Метель» (1921), «Иван-да-Марья» (1921), «Мать сыра-земля» (1924), «Иван Москва» (1927) и другие.
Но в 1929 г. Пильняк был отстранён от руководства Всероссийским Союзом писателей за публикацию за границей – в берлинском издательстве «Петрополис» - повести «Красное дерево», что вызвало бурю негодования в литературных официозных кругах.
28 октября 1937 года он был арестован и уже 21 апреля 1938 года приговорен к расстрелу Военной коллегией Верховного Суда СССР по сфабрикованному обвинению в шпионаже в пользу Японии (он посещал Японию, описав впечатления от поездки в книге «Корни японского солнца»). В тот же день в Москве приговор был приведен в исполнение.
Трагическая смерть писателя оборвала все нити, ведущие читателя к его литературному наследию, лишь после смерти И. Сталина, в 1956 г., он был реабилитирован. Тогда же началось полноценное исследование его творчества, которое продолжается и сегодня.
Одним из самых важных открытий в этих исследованиях являеися его концепция «соборности», всеобщего единства. И «Третья столица» в этом отношении наиболее показательна, ведь, наряду с изображением русской провинции, она поднимает важные темы - место России в контексте не только отечественной, но и мировой истории, как центра мировой цивилизации, «третьего Рима». И для нас, псковичей, особенно радостно, что в некотором роде воплощением этой идеи стал наш заповедный, Себеж, окутанный метелью, олицетворяющей в русской литературе символ России, русской судьбы с её потрясениями, страстями, высшими, необъяснимыми, не подвластными человеку силами.
«В России мели метели и осталась малица. Неаполь - сверху, с гор, от пиний - гудел необыкновенной музыкой, единственной в мире, вечностью - в небо, в море, в Везувий. - В России мели метели, - и в марте, перед апрелем, - встретила вновь Россия Емельяна - под Себежем, снегами, метелями, ветрами, снег колол гололедицей, последней, злой, перед Благовещением. Зубу, вырванному из челюсти, - не стать снова в челюсть. Емельян Емельянович Разин - все спутал, все с'ехало, - но метели - остались, - метели в тот час, когда расцветали лимоны, и метель не была зимою, ибо январь срезал зиму, снега, Россию, метель была всюду, - и метель спутала все…» (Отрывок из книги).
Лирическая, ностальгическая «Третья столица» Бориса Пильняка – одно из самых ярких произведений русской литературы, где сплелись воедино гармония, прелесть, радость и красота России. И читать такие тексты – настоящие кружева русской словесности, чистое эстетическое удовольствие: «В России - в великий пост - в сумерки, когда перезванивают великопостно колокола и хрустнут, после дневной ростепели, ручьи под ногами, - как в марте днем в суходолах, в разбухшем суглинке, как в июне в росные рассветы, в березовой горечи, - как в белые ночи, - сердце берет кто-то в руку, сжимает (зеленеет в глазах свет и кажется, что смотришь на солнце сквозь закрытые веки), - сердце наполнено, сердце трепещет, - и знаешь, что это мир, что сердце в руки взяла земля, что ты связан с миром, с его землей, с его чистотой, так же тесно, как сердце в руке, - что мир, земля, человек, кровь, целомудрие (целомудрие, как сумерки великопостным звоном, как березовая горечь в июне) - одно: жизнь, чистота, молодость, нежность, хрупкая, как великопостные льдинки под ногою…».
Анна Ахматова, с которой Бориса Пильянка связывали доверительные, близкие отношения, узнав в 1938 году о его аресте и позже гибели, включила в свой стихотворный цикл «Венок мертвым» стихотворение «Памяти Пильняка» (1938), свидетельствующее о глубине ее чувства и приоткрывающее тайну их отношений:
Обязательно пройдите по литературной тропинке к творчеству писателя, и откройте для себя прекрасный мир заповедной российской глубинки – нашего солнечного Себежа. Пусть он воссоздается здесь пунктирно, но в этой кротости есть своя прелесть, ценность и величие.
Литература по теме:
- Анпилова, Лариса Николаевна. Проза Б. Пильняка 20-х годов: Поэтика художественной целостности: диссертация ... кандидата филологических наук: 10.01.01. - Екатеринбург, 2002. - 177 с.
- Пильняк, Борис Андреевич (1894-1938.). Письма: [в 2 т.] / Б. А. Пильняк; Учреждение Российской акад. наук Ин-т мировой лит. им. А. М. Горького. - Москва: ИМЛИ РАН, 2010. - 25 см.
- Пильняк Б. А . Исследования и материалы: межвузовский сборник научных трудов / М-во образования Российской Федерации, Коломенский гос. пед. ин-т. - Коломна: Коломенский гос. пед. ин-т, 1991-. - 21 см.
- Коваленко, Светлана Алексеевна. Анна Ахматова / Светлана Коваленко. - Москва: Молодая гвардия, 2009. - 344, [3] с., [14] фот.; 21 см. - (Жизнь замечательных людей: Серия биографий; Вып. 1314 (1114)).; ISBN 978-5-235-03128-9 (в пер.)
- Пильняк, Борис Андреевич (1894-1938.). Третья столица: Повести и рассказы / Борис Пильняк; [Сост. и вступ. ст. Б. Б. Андроникашвили-Пильняк; Примеч. К. Б. Андроникашвили-Пильняк; Худож. В. А. Серебряков]. - М.: Рус. кн., 1992. - 443,[2] с. : ил.; 21 см.; ISBN 5-268-00109-4 (В пер.) : Б. ц.
Голубева А.
